Так дорог моему сердцу
Шрифт:
— Вы довольны своей новой работой? Вам она действительно нравится?
— Я в восторге от нее, — ответила Вирджиния, может быть, не совсем правдиво — но, по крайней мере, это приятная работа.
Мгновение он молчал, пристально смотря на нее этим странным, приводящим в замешательство взглядом. И потом, доставая портсигар и протягивая его ей, напомнил:
— Двадцать второго моя тетушка устраивает праздник в вашу с Лизой честь. Надеюсь, вы найдете время, чтобы прийти?
— Конечно, найду, — быстро ответила Вирджиния. — Хотя я... — она смолкла, потом поспешно продолжила, — хотя я не могу понять, почему мадам д'Овернь доставляет себе так много хлопот из-за нас. Это больше, чем сердечно
— Передам, — пообещал он сухим, безучастным тоном. — Я уверен, она будет рада услышать, что вам так понравилось у нее.
— Да, о, да!
А потом, так как уже был час дня, он предложил подвезти их к вилле Ван Лунов.
Отклонив приглашение Мэри остаться на обед, погладил детей по голове и прохладно улыбнулся Вирджинии. И, не дав ей возможности сказать ему хотя бы еще одно слово, уехал.
Чем ближе становился вечер, который вдохновенно устраивала мадам д'Овернь, тем чаще Вирджиния стала думать о нем. От Лизы, которая продолжала регулярно звонить ей по телефону, она узнала, что это намеревалось быть довольно впечатляющим мероприятием, и к нему уже начались разнообразные приготовления, хотя вечер двадцать второго должен был быть еще только через две недели.
Мадам д'Овернь даже поговаривала о фейерверке, и по земле была протянута проволока, которая обеспечила бы разноцветные огни, которые должны были всех ослепить.
Возможно, также, что Карлу Спенглер удастся убедить спеть для них и так как, по-видимому, у нее был замечательный голос, праздник и в самом деле обещал быть чем-то захватывающим.
В тайне Вирджиния думала, что она с легкостью переживет, если темпераментная Карла решит, в конце концов не петь. Но если Карла будет петь, то Вирджиния чувствовала, что это будет не самый лучший момент вечера, так как Леон Хансон непременно будет среди гостей. Тогда ей придется стать свидетельницей того воздействия, которое окажет на него прекрасный голос Карлы.
Но больше всего ее заботило платье, которое она должна будет одеть на этот предстоящий вечер. Если праздник устраивался в честь ее и Лизы, тогда от них зависело выглядеть как можно лучше, хотя бы только в знак благодарности своей хозяйке за ее безмерную доброту. Лиза уже заявила, что им нужно купить что-нибудь новое, за счет того, то их расходы за последние несколько недель, что они провели в Щвейцарии, были значительно уменьшены за счет великодушия мадам д'Овернь.
Так как Лиза решила приобрести себе новое платье — и, вероятно, у нее была тайная надежда произвести в нем впечатление на Клайва Мэддисона — Вирджиния тоже сделала вывод, что и ей предстоит покупка. Девушки договорились встретиться в кафе “Франчини” в полдень, и после чая — первого, который они разделят вместе в кафе с тех пор, как приехали в Швейцарию — они проведут восхитительные полчаса, рассматривая витрины самых первоклассных магазинов одежды.
Лиза так была похожа на себя прежнюю, она была так весела и беззаботна, что Вирджиния не сводила с нее удивленного взгляда. Но войдя в один из магазинов, ей пришлось все свое внимание посвятить одной насущной проблеме — что выбрать? Как и Лиза, она тоже не знала, сможет ли когда-нибудь решить, потому что выбор был обескураживающий.
Наконец, однако, Лиза сделала свой выбор, и Вирджиния от всей души одобрила его. Лизе всегда к лицу были белые наряды. Сколько раз раньше Вирджиния видела ее, как она была мила, когда садилась за пианино в чем-то, что было похоже на белоснежные крылья мотылька? И эти белые кружева поверх тафтовой нижней юбки, и развевающаяся кружевная накидка, наброшенная на кремовые плечи, когда она будет бродить по саду в свете волшебных огней в ночь большого праздника, так удивительно подходили к ее темным волосам и глазам, что создавалось впечатление, будто платье шили специально для нее.
Вирджиния разрывалась между нарядом, в котором она стала бы выглядеть немного более утонченной, чем обычно, и другим, в прелести которого она тоже не сомневалась. У нее перед глазами стояла обворожительная Карла Спенглер в платье, каждая линия которого давала понять, что оно только что привезено из Парижа. Мысль о том, что она будет в простом синем вечернем платье, известном уже многим приглашенным заставила ее внутренне содрогнуться. Не удивительно, что доктор Хансон, который привык общаться с утонченными женщинами и жить в утонченной обстановке, отнесся к ней во время поездки в горы, как к девочке-подростку, которая ожидала награды в виде некоторых признаков нежной признательности.
К черту этот поцелуй!... Она изо всех сил старалась забыть его и яростно сосредоточила свои мысли на платье, которое держала перед ней продавщица. Это была черная паутина — почти такая же облачная, притягательная и заметная, как та, что однажды была на Карле Спенглер. Но, конечно, она не будет выглядеть, как Карла Спенглер. Лиза смотрела на это платье с выражением сомнения, она считала, что бледно-розовый цвет — нежный, неяркий цвет розы — больше соответствовал стилю старшей сестры.
— Я не думаю, что ты не можешь носить черное, — призналась Лиза, изучая сестру, склонив голову набок, — но ты... Однако, если ты чувствуешь себя очень взрослой, а розовый цвет кажется тебе детским...
— Кажется! — воскликнула Вирджиния почти яростно. — В нем я буду похожа на фею с рождественской елки.
— Мадмуазель будет восхитительно смотреться в розовом, — проворковала продавщица, рассматривая ее ореховые кудри и розовые щеки, которые были лишь немного темнее, чем само платье. — Почему бы вам его не померить?
Но Вирджиния покачала головой, вдруг решившись.
— Нет, я возьму черное!
Она купила себе не только черное платье, но и серебряные босоножки на головокружительно высоких каблуках, и длинные черные тонкие перчатки, которые закрывали ее белые локти. Лиза была крайне удивлена.
— Ты решительно настроена произвести фурор! — воскликнула она. — Это все, чтобы обратить внимание доктора Хансона?
— Конечно, нет! — воскликнула Вирджиния торопливо.
Но потом она с облегчением заметила знакомую фигуру на тротуаре, которая появилась в самый подходящий момент, чтобы снять с них бремя многочисленных свертков.
Это был Клайв Мэддисон. На нем были белые фланелевые брюки и спортивная куртка. Видимо он недавно играл в теннис. На лице было приветливое выражение, которое нравилось Вирджинии.
Он заявил, что собирается попотчевать их обеих самым огромным мороженым, которое они когда-либо пробовали в жизни.
— Вы появляетесь в самый нужный момент, не так ли, Лиза?
— Ах, но я приношу пользу не только Лизе, — защитился он — хотя не спускал с нее глаз. Она в это время была похожа на мороженое в своем полосатом розовом платье из льна и в огромной шляпе, которая бросала тень на ее тонкие черты, — я иногда действую и в других направлениях!
Это было так безоговорочно верно, что Вирджинии тут же пришлось это признать. Ведь среди всех новых знакомых, он был единственным, кто позаботился о том, чтобы ее решение согласиться на новую работу не превратило ее в домоседку. Мэри Ван Лун была по-своему к нему искренне привязана, и когда бы он не появился в ее доме, он всегда отыскивал Вирджинию и не однажды приходил к ней на помощь, когда дети слишком уж расходились на прогулке.