Так дорог моему сердцу
Шрифт:
Вирджиния благодарно посмотрела на нее, хотя ей пришлось сжать губы, чтобы они перестали дрожать. Она кивнула, потом быстро отвернулась.
— Это глупо, я знаю, — сказала она, — но вчера мне было очень, очень плохо!
Тетушка Элоиза наклонилась вперед и похлопала ее по руке.
— Задетая гордость? — понимающе сказала она. —
Но это чувство пройдет, и — кто знает? — в будущем, может быть, все сложится счастливее!
Вирджиния не совсем поняла, что она подразумевала, но если ее хозяйка предполагала, что в каком-то далеком будущем они с Леоном Хансоном могли бы
Ночью она решила вернуться в Англию. Теперь Лиза может справиться без нее, и в любом случае она слишком долго не была дома. Она спустится на землю и вернется к монотонному, но спокойному привычному существованию.
Думая об этом в тишине и темноте роскошной спальни, она вдруг почувствовала волны тоски по дому. Кромвель-Роуд, ее родители и двое братьев! Как давно она о них не вспоминала?
Как только Лиза привыкнет к упражнениям и сможет продолжать их под наблюдением какого-нибудь опытного человека в Лондоне, она тоже вернется домой. Тогда семья снова будет вместе.
Вирджиния закрыла глаза и подумала как это будет прекрасно!
Утром она решила объяснить хозяйке необходимость своего безотлагательного отъезда, тем более, что Лиза в конце недели должна переехать к ней. Она была занята этими мыслями и не замечала письма, которое дожидалось ее на столике в прихожей, пока Франци не подала ей его.
Вирджиния с удивлением рассмотрела конверт, так как он был решительно дорогим, почерк — незнакомым, кроме того на нем была местная марка.
Она быстро распечатала его и сразу увидела, что оно было от Мэри Ван Лун — и не имело никакой связи с Леоном Хансоном! Хотя ей следовало бы догадаться, что почерк на конверте был безоговорочно женский, и от письма исходил слабый, но очень приятный запах духов.
Мэри Ван Лун, по-видимому, испытывала значительные трудности.
“Мои маленькие племянники приехали, — писала она, — и я нахожу, что сладить с ними еще труднее, чем я ожидала. Они славные малыши, но!!! (Восклицательные знаки заставили Вирджинию немного улыбнуться). Приходите ко мне на обед сегодня, если у вас нет более интересных планов, надо посоветоваться, как обращаться с современными детьми. Вы сами сказали, что это очень просто! Пожалуйста, приезжайте, если сможете Мэри Ван Лун.”
У Вирджинии было странное чувство, что ее поймали в сеть, из которой было не так уж просто выкарабкаться. Но письмо Мэри было теплым, дружественным и, несмотря на легкомыслие, даже умоляющим, и Вирджиния должна была бы приехать к ней на обед. Может быть, дети окажутся слишком надоедливыми, так что ничто не сможет заставить ее отменить свои планы, и остаться в Швейцарии.
Но что-то сказало ей, что дети не будут непослушными и что она могла бы просто заснуть вчерашней ночью, вместо того, чтобы строить планы, ворочаясь и вздыхая о неизбежности возвращения домой через несколько дней. Лиза могла бы отправиться домой через неделю или около того, но... Хорошо, это “но” может подождать, пока она не увидится
Глава одиннадцатая
Мэри Ван Лун не пришлось много трудиться, чтобы убедить Вирджинию. В этом преуспели дети.
Они, конечно, были непослушными, но они были прелестными. На Пауле было платье с оборками, не совсем подходящее для детских игр. С золотыми локонами и большими голубыми глазами она выглядела трогательной и очаровательной. На Питере были джинсы и клетчатая рубашка, на поясе висел кинжал в узорных ножнах. Он смотрел на Вирджинию зеленовато-карими глазами. Его взгляд казался слишком взрослым.
— Если вы поселитесь здесь, — сказал он, — я буду заботиться о вас, но и вам придется немножко присматривать за нами. Знаете, с нами еще никто не играл подолгу, — сказал он, глядя на Вирджинию, и как будто оценивая ее возможности в этом отношении.
— Единственное, что вам нужно, молодой человек, — сказала ему тетя, ероша его волосы, — это чтобы кто-нибудь крепко взял вас в руки и превратил в уважаемого гражданина.
Питер какое-то время переваривал это, а потом взял Вирджинию за руку.
— Вы останетесь? — серьезно спросил он.
Паула, которая до этого носилась по изумрудно-зеленой лужайке, прибежала назад и обхватила талию Вирджинии маленькими крепкими ручками.
— Ну, оставайтесь, — протянула она. — Вы мне нравитесь, и я буду знаете какой послушной, если вы только останетесь!
— Ну вот, видите! — воскликнула Мэри, смеясь. — Они оба хотят, чтобы вы остались присматривать за ними, и я не знаю, что мне делать, если вы не останетесь, а вы говорите о возвращении домой, в Англию, и о своей скучной работе, для которой, я уверена, вы совершенно не годитесь.
Оставайтесь здесь, и я обещаю, что вам никогда не будет скучно! К вам не будут относиться, как к няньке. И если по какой-нибудь случайности мы уедем отсюда, вы поедете с нами. И я буду платить вам любую сумму, какую вы только назовете!
— Вы очень добры, — сказала Вирджиния, и в ее голосе слышалась печаль.
Безусловно, на террасе у Ван Лунов было очень мило. Там стояли глубокие плетеные кресла и маленькие столы, заваленные сладостями, сигаретами, фруктами и цветами.
Все были непринужденны, включая слуг, которых привезли из Америки; ее угостили отличным обедом, и сейчас перед было волшебное мерцание озера и все великолепие озерного берега. Если она уедет домой в Англию, она может никогда не увидеть такой редкой красоты. Едва ли ей когданибудь удастся встретить такого же обаятельного друга и многообещающего работодателя, как миссис Ван Лун, которая почти умоляла ее остаться.
Тогда жалованье — которое должно быть не выше, чем обычно, она будет настаивать! — позволит ей помогать Лизе (ведь ей еще долго придется жить на иждивении у отца). Все вместе это выглядело так, словно она должна принять это предложение.
— Хорошо, — внезапно сказала она, почти страстно, — если вы действительно хотите этого от меня, я согласна.
Питер во все горло закричал: “Урра!”, и Мэри Ван Лун улыбнулась.
— Чудесно! — сказала она. — И когда вы за это возьметесь?
— А когда вы хотите?