Так дорог моему сердцу
Шрифт:
Если он останется здесь, для нее не может быть никакого удовольствия в танцах — по этому поводу в ее душе не было никаких сомнений! А кроме того, у нее была еще одна, возможно, даже более веская причина, чтобы не ехать.
Она могла себе представить, какие взгляды, высокомерные и возмущенные, она получит от Карлы Спенглер, которая посчитает свой вечер совершенно погубленным. Вдобавок она не хотела испортить праздник самому доктору Хансону — если большую его часть он проведет в разлуке с женщиной, на которой собирается жениться!
Но она отдавала себе отчет в том,
— Потому что я не могу, — и посмотрела на юбку черного платья, механически ее оправив.
Доктор Хансон нахмурился.
— Это не причина, — почти нетерпеливо сказал он ей.
Вирджиния подняла глаза и смело встретилась с его взглядом.
— Тогда, может быть, вы согласитесь, что это моя работа оставаться здесь и смотреть за моими подопечными, когда им случается заболеть? Если бы вы понадобились одному из своих пациентов, вы вряд ли бы посчитали танцы более важным делом, даже если бы они устраивались вашей тетушкой — во всяком случае, такое у меня сложилось мнение о вас! И хотя мне ужасно неловко перед мадам д'Овернь, и я очень жалею, что не могу быть там, я ничего не могу с этим сделать, не правда ли?
— Да разумеется, можете, глупый вы ребенок! — резко возразил он. — Вы можете позволить мне остаться здесь и получить немного удовольствия. Я твердо намерен остаться, так что давайте больше не спорить об этом.
— Я не спорю, — возразила она с обманчивой кротостью, — но я не могу позволить вам остаться на моем месте.
— А если я буду настаивать на том, чтобы остаться?
— Тогда я тоже останусь!
Он прошелся по балкону, потом вернулся к ней.
— Идите и добавьте последние штрихи, какие вам хочется добавить, хотя по мне вы и так выглядите отлично!
— Спасибо, — застенчиво сказала она ему, — если вы не возражаете побыть несколько минут с Питером, пока я сниму это платье и найду что-нибудь более подходящее, я буду вам действительно благодарна.
Она повернулась к стеклянным дверям, которые вели в детскую, но он встал между ней и слабо освещенной комнатой.
— Вирджиния!... — он очень редко пользовался ее именем, и в том, как он его произносил, было что-то повелительное. — Вирджиния, я больше вам не нравлюсь, верно?
На мгновение Вирджиния потеряла дар речи от удивления. Потом, с бьющимся сердцем, она произнесла, запинаясь:
— Н-нравитесь мне? Конечно, вы мне нравитесь! Вы были так добры... сделали так много для Лизы...
— Да забудьте вы про Лизу хоть сейчас, — перебил он с холодным оттенком в голосе. — Но несколько недель назад мы с вами почти стали друзьями — настоящими друзьями, я надеялся! Пока не случилось то несчастное воскресенье, которое мы провели вместе...
— Это был очень приятный день, — механически проговорила она.
— Правда? — он пристально уставился на нее, любуясь как за ее спиной лунный свет серебряной паутиной оплел ее волосы. — Таким уж ли приятным был он — для вас?
Она ответила с внезапной откровенностью:
— Это был один из самых чудесных дней, которые у меня были в жизни!
— О, Вирджиния! — немедленно его голос и взгляд потеплели — потеплели почти чудесным образом. — И я хотел знать, может быть... может быть, это из-за того, что я поцеловал вас?... Может быть, это вас сильно оскорбило?...
Вирджиния откинула голову и подняла на его глаза.
— С какой стати? — осведомилась она со странной, сухой интонацией в голосе. — Вы имели право, по меньшей мере, на один поцелуй, не правда ли, после такого замечательного дня? Это вас более-менее вознаградило. И с моей стороны было бы совершенно неразумно возражать против этого!
Она чуть не отшатнулась от внезапной перемены в его лице, от неожиданной, даже пугающей бледности, покрывшей его губы, и холодной враждебности, которая изгнала порывистую теплоту из его взгляда.
— Так значит, вы так к этому отнеслись, не правда ли? — просил он, и в его голосе был ледяной холод.
— Естественно, — продолжала она, — когда вы обнаружили, что Сперглер дожидается вас в вашем кабинете, вам пришлось поспешить к ней. Конечно, я это прекрасно понимаю.
— Да? — он как будто кусал нижнюю губу. — А откуда вы узнали, что мисс Спенглер дожидается меня?
Мгновение Вирджиния колебалась.
— Ваша тетушка сообщила мне, когда я вернулась на следующий день. Но, конечно, — в ее слова снова вернулся сарказм, — она тоже поняла, что вы могли бы оказаться в несколько неудобном положении, если бы я стала настаивать на том, чтобы вы отвезли меня назад в той же машине, что вы взяли в гостинице, и, следовательно, у вас не было другого выбора, как только оставить меня в горах. Иначе мисс Спенглер могла бы счесть это странным.
Он остановил на ней необычный, изучающий взгляд, потом отвернулся. Подошел к балконной перекладине и смотрел на невыразимую прелесть сада Ван Лунов и туда, где у небольшого причала разбивались маленькие волны.
Он не отводил взгляд от озера.
— Я жалею о том, что приехал сюда сегодня, — заметил он таким голосом, что нельзя было понять истинного смысла сказанных слов. — Ваш приятель, Клайв Мэддисон, тоже предлагал взять на себя обязанности сиделки, чтобы вы не пропустили праздника, но я решил, что, может быть, вы скорее отдали бы вашего маленького больного на мое попечение. Но было бы лучше, если бы я не вмешивался, и тогда, может быть, Мэддисону удалось бы уговорить вас, в чем я потерпел неудачу.
Вирджинию внезапно так потрясло все то, что она ему наговорила, что она не могла выговорить ни слова. Ее как будто вдруг поразила немота, а он бросил на нее еще один быстрый взгляд и вернулся в детскую. Он подошел к кровати, где Питер очевидно спал здоровым сном, и склонился над ним. Вирджиния увидела, как он легко положил руку налоб мальчика и выпрямился.
— Я не думаю, что вам необходимо сидеть с ним, — заметил он, когда она неслышно подошла сзади, как будто он был местным доктором, который просто делал свои визиты и давал инструкции. — Наверное, вы устали, поэтому ложитесь спать. У ребенка больше нет температуры, а утром, я думаю, он будет уже совсем здоров.