Так дорог моему сердцу
Шрифт:
У генеральского стула уже охлаждалось шампанское в ведерке со льдом. Генерал указал на него официанту своей крепкой, с позолоченным набалдашником тростью — без которой его редко видели из-за подагры — и правой рукой подвинул стул Вирджинии.
Как только шампанское было разлито по бокалам, он с чрезвычайным достоинством поднял тост за Вирджинию, а потом устроился поудобнее, чтобы приняться за ужин, который обещал быть превосходным.
Было ли это действие шампанского или, может быть, по мере продвижения ужина напряжение действительно спадало, Вирджиния не могла сказать уверенно, но ко времени десерта она уже начала чувствовать удовольствие от того, что приняла приглашение Клайва. Ее собственные проблемы потеряли на время свое значение,
После того небольшого взрыва за столиком с напитками на веранде, генерал больше говорил о недостатках своего сына. Наоборот, было похоже, будто возобновив свою потерянную связь с сыном, он больше не вспоминал о прошлом и был готов получить наибольшее удовольствие от этого вечера и от всего пребывания в Швейцарии.
Вирджиния чувствовала себя счастливой. Ей представлялось, что для Лизы все может обернуться хорошо.
В зале, присоединенном к обеденному, оркестр заиграл негромкую музыку, и некоторые пары пошли танцевать. Они же оставили свой стол и пошли пить кофе на кусочке открытого пространства под звездным небом. Освещение льстило женским лицам и платьям. Вирджиния, в своем черном платье, с живыми глазами, улыбчивым ртом и мягкими волосами, была так же привлекательна, как любая женщина, которая танцевала или смотрела на танцующих.
Но Вирджинии недолго пришлось наблюдать за ними, так как генерал, несмотря на свою подагру — которая, возможно, в данный момент не причиняла ему больших неудобств — пригласил ее танцевать, и она обнаружила, что он очень компетентен в этом деле. Потом Клайв пригласил ее на танец, и так как это был очень популярный вальс Вирджиния получила от него огромное удовольствие. Когда она вернулась на свое место, ее глаза блестели от счастья, а на щеках цвел самый привлекательный румянец.
Огни осветили пол, и она наклонилась вперед, чтобы наблюдать за представлением, с энтузиазмом человека, которому не часто доводилось быть свидетелем подобного зрелища. На танцорах были национальные швейцарские костюмы, а голоса певцов, исполнявших йодль, потрясли ее.
Широко раскинувшееся над ними ночное небо было подобно пурпурному бархату, расшитому звездами, и отблески снежных пиков со всех сторон! Она знала, что никогда не забудет этого! Она была немного задумчива, когда огни снова взлетели вверх, но она заметила пару глаз, наблюдающих за ней из-за соседнего столика. Сердце сильно забилось, с лица слетел румянец. Генерал от всего сердца аплодировал танцорам и в то же время он начал рассуждать на тему, которая была ему очень дорога, а именно, о Симле в те времена, когда он был еще младшим офицером, Клайв заметил внезапную перемену на лице Вирджинии и то направление, к которому был прикован ее взгляд. Он тоже посмотрел в ту сторону и увидел — не сказать, чтобы к его большому удивлению — что это был доктор Хансон, который откинулся на спинку тонконогого стула и заявлял о преимуществах первоклассного портного, который снабжал его выходными костюмами. Он очень пристально и холодно смотрел на Вирджинию.
Рядом с ним за маленьким столиком, на котором стояли рюмки с ликером и кофейные чашки, сидела Карла Спенглер, одетая во что-то идеально подходившее ей и такое же эффектное, как ее золотоволосая головка. Эффект усиливался сверкающими изумрудными серьгами, изумрудным браслетом и колье, которое искрилось, как зеленое пламя на ее безупречной шее. Она выглядела несколько скучающей — даже немного раздраженной — и на лице доктора Хансона было выражение, напомнившее Вирджинии те мраморные скульптуры, которые она видела в музеях, которые всегда намекали на отстраненность и отсутствие фамильярности с обычными, банальными человеческими существами.
Это не было намеренно равнодушное и далекое выражение. Оно не давало никаких разгадок к тому, что за мысли могли скрываться за ним или чувства, которые могли существовать где-то под элегантной внешностью. Он даже не курил сигарету, а сидел неподвижно и наблюдал странными, непроницаемыми глазами, за тем, как среагировала на него девушка в черном платье, которая по всей видимости до этих пор вполне наслаждалась вечером.
Клайв воскликнул:
— Эй, это же Хансон!
— И фролейн Спенглер, — механически пробормотала Вирджиния.
— Кто?... Где?... Что?... — генерал оглядывался вокруг, исполненный истинно английского рвения поступить правильно и быть приветливым, если это необходимо. —Твои друзья, Клайв? Тогда представь их!
Клайв бросил быстрый взгляд на лицо Вирджинии, как будто молчаливо спрашивая, одобрит она это или нет, но Вирджиния была не в состоянии отозваться на это неслышное обращение. Присутствие Леона Хансона и Клары сразу рассеяло все удовольствие от вечера. Она постаралась выглядеть естественной, когда Клайв подошел к соседнему столику и пригласил их присоединиться к ним и познакомиться с его отцом.
Но доктор Хансон немедленно оценил сложившееся положение и, после неуклюжего объяснения Клайва, что его отец с восторгом познакомится с хирургом, которой с таким искусством поработал над его покалеченной особой после несчастного случая на лыжах, легко поднялся на ноги и быстро подошел к генералу, одарив его одной из своих самых приветливых улыбок, когда они пожимали руки.
Карла, без сомнений, потому что Клайв имел такую привлекательную внешность — и может быть, потому что ее вечер становился немного скучным по той или иной причине — мило ему улыбнулась и была необыкновенно любезна с генералом Мэддисоном, после того как ему представили ее. Она была достаточным снобом, чтобы понять, что хотя сын мог немного обеднеть за последние годы и счесть необходимым самому зарабатывать на жизнь таким способом, который большинство ее знакомых посчитали бы несколько ниже достоинства, у отца, очевидно, было порядочное состояние и что-то, кроме этого, что было даже еще более важным, чем состояние и всегда вызывало уважение.
Вирджиния получила прохладный кивок от Карлы и после этого она практически не замечала ее. Но доктор Хансон сел на стул около Вирджинии и завел с ней разговор. Его разговор шел по самым традиционным и несколько по-ледяному вежливым линиям, но когда бы она не поднимала взгляд на него, она видела, что он не сводит с нее глаз и в его взгляде было что-то, что заставляло ее мысленно искать этому объяснение.
Казалось он пытается читать ее мысли, в то время как голос его звучал отстраненно и даже равнодушно, пока он продолжал свою бессодержательную речь. Он даже не упомянул в разговоре Лизу.
Наконец он спросил, не хотелось бы ей потанцевать.
Карла дала ясно понять Клайву, что ей очень хочется пойти танцевать с ним танго, которое только что заиграл оркестр, и они вышли на танцевальную площадку. Певица двигалась безупречно, превосходно чувствуя музыку, и Клайв следовал за ее движениями с таким же умением. Но Вирджиния знала, что она не может танцевать с таким же искусством, тем более танго. И она была почти уверена, что Леон Хансон не менее искусный танцор, чем Клайв. Больше того, ее охватила паника при самой мысли о том, что она будет танцевать с ним. Ее пальцы похолодели от страха и что-то в ней неудержимо трепетало при мысли о том, что он будет настаивать. А тогда — что? Что она почувствует и как будет себя вести, если он будет настаивать?