Так говорил Каганович

Чуев Феликс Иванович

— Как не у дел — он был у дел все время, когда и жена сидела. Молотов немного уходит, — говорит Каганович. — Я вашу книгу не всю посмотрел, кое-что мне почитали, отдельные страницы…

В некоторых вопросах, в вопросе социализма Молотов слаб. Слаб. Вопрос о социализме и коммунизме у него не диалектически поставлен. Поэтому он и говорит, что Каганович плавает в теории. Потому что я не согласен с его постановкой. Я ему говорил, что социализм и коммунизм не разделены чертой, что вот социализм и начинается коммунизм, что это диалектический процесс, одно врастает в другое. Большой процесс. Социализм будет перерастать в высшую стадию — коммунизм, постепенно,

медленно. Нельзя считать, что мы социализм построим, и это будет конец классов и прочее. Классы еще останутся и потом немножко. И сейчас классы. То же самое его теория насчет ликвидации колхозов и превращения их в совхозы. Это у вас написано там. Помните? Это очень серьезный вопрос. Я с ним беседовал на даче не раз на эту тему, и цифры ему приводил. Я сейчас жалею, куда эти цифры делись? Я специально готовил для него. Он, конечно, в этом вопросе был неправ. Неправ был, что колхозы изжили себя… Если б он написал — все-таки Молотов руководил Советом Министров чуть ли не пятнадцать лет.

«Навяртываешь!»

— Он не хотел. Некоторые вопросы Молотов, видимо, не договаривал.

— Потом, он секретарем ЦК был одиннадцать лет. Мы вместе работали. Много дел за плечами. Я помню, по колхозам он накручивал, нажимал. Помню, сидят Калинин, Сталин, Молотов и что-то обсуждают о сроках. Молотов что-то сказал, а Калинин: «А ты все навяртываешь, навяртываешь!»

Сталин расхохотался: «Навяртывает!» — «Да, да, навяртывает!» По-крестьянски, навяртывает. Это Калинин на Молотова сказал, упрекнул его.

— Хотел спросить. Я живу недалеко от театра Советской Армии. В виде звезды он построен. Говорят, Каганович, нарисовал звезду, и построили театр. С воздуха видно. Я думаю, у кого, как не у вас, спросить.

— Архитектор Алабян, — добавляет дочь.

— Не нарисовал, а идея была дана, — уточняет Каганович.

— Вы им дали эту идею?

— Я говорил об этой идее, архитекторы подхватили, Даже Жолтовский, и тот сказал: «А чего же? Можно реализовать эту идею. Идея хорошая». А что касается того, что ее видно с высоты, так сегодня летают кругом. И скоро транспорт у нас по городам, я думаю, пойдет воздушный.

— Злые языки говорили: Каганович нарисовал звезду, и с воздуха любой неприятель увидит и поймет, что это что-то военное, можно бомбить.

— Там колонны, например, пятигранные, это редкость большая — сделать пятигранную колонну, — говорит Мая Лазаревна.

— Колонны пятигранные, — подхватывает Каганович. — Разговор был такой. Обсуждали вопрос. Много идей всяких было.

— Выступал по телевидению Васильев из общества «Память». Они сделали могилу незахороненных красноармейцев и поставили православный крест. А когда приехали посмотреть через некоторое время, этот крест был снят и заменен «сатанинской звездой». Где-то в Калининской области. Символ сатаны. Но звезда — символ человека: голова, руки, ноги.

— Небесный знак, — говорит Мая Лазаревна.

Что среди интеллигенции?

— Что все-таки среди интеллигенции происходит, среди артистической, профессорской — о чем они? — спрашивает Каганович.

— Все разные, раскололись, ушли в разные стороны. Есть люди, которые думают, как вы, есть — Собчак, Попов, и так далее.

— Но все-таки куда они клонят? Это же наша интеллигенция, она же выросла при нас!

— Интеллигенция, которая при вас выросла, она в большинстве за вас. А поколение, которое подросло при Хрущеве, им лет по тридцать сейчас, они клонятся в сторону Запада. Им нравится Америка.

— Видимо, так. Получается, что те, кто постарше, более склонны к советскому образу жизни.

— А какая будет новая молодежь, которым сейчас по двадцать лет, неизвестно. Они ребята не глупые, они умнее нас.

— А те, кому по тридцать лет, склонны к Западу.

— Им нравится, что сейчас рынок, можно заработать, — говорю я.

— Те, кому по тридцать, сорок лет — тащат родителей туда за собой, — говорит дочь.

— А в чем тут дело? — спрашивает Каганович.

— На мой взгляд, большой вред нанес Хрущев мелкобуржуазной политикой. Начал это все именно он.

— Чем мы можем их повернуть?

— Я тоже думаю, чем? Хорошей жизнью, да, но ее не так просто сделать, когда ничего нет. Они видят: на Западе рабочий получает столько, а у нас столько.

— Прочитай им Ленина или Маркса — будут смеяться.

Были намного выше России

— А, если им сказать: слушайте, голубчики сюда, и поймите. Во-первых, мы начали не с тех азов, с которых Европа начала. Там культура началась на много лет раньше. Причем, сто лет до нашей революции. Там культура была совершенно иная, и жизнь была иная, и уровень иной. Затем, значит, Россия начала с азов, с рванья, с крепостного права, и крепостничество практически еще в конце девятнадцатого века было, потом войны были, войны царя с народом — с девятисотого по семнадцатый годы. В восемнадцатом — гражданская война. Потом нам надо было готовиться к войне с фашизмом. На нас нападали. Россия переживала такие муки адские!

Сейчас мы воспеваем князя Игоря и так далее — так что, там, тогда была жизнь лучше? Сколько Россия пережила для того, чтобы стать государством, страной! Приходится и нам сейчас переживать. Что ж вы думаете, так просто это все пойдет, легко?

— Они, знаете, скажут что? Финляндия получила независимость, после революции, была на уровне России, а как поднялась за семьдесят лет!

— Нет. Она была выше России. Намного выше России. И Прибалтика была выше, конечно, и Финляндия. Конечно, мы увлеклись немного строительством заводов.

— Но у вас не было другого выхода.

— Выхода не было.

— Война на носу…

— Мы должны были за десять лет пробежать то, что другие пробежали за сто лет.

— Вы сделали неслыханное. То, что другие не сделали. Сейчас все это оплевывают, смеются.

— Пройдет, — говорит Каганович. — Болезнь общества. Болезнь роста.

— Все-таки есть еще поколение, которое очень обижается на то, что этих людей выставляют как зря проживших жизнь, — говорит дочь.

Это военное поколение. Им говорят: не за того воевали, надо было за Гитлера воевать. Я читал статью в журнале «Родина» о генерале Власове — он изображается чуть ли не как народный герой! Это был борец со сталинизмом, он хотел использовать немцев как временных союзников, — говорю я.

— А кто же это пишет такие статьи?

— Сколько угодно сейчас.

— И печатают? — спрашивает Каганович с грустью. Он четко улавливает мысль и следит за ней в разговоре.

— Печатают.

— В журнале «Родина»?

— Хотел будто бы спасти Россию от большевизма, а Гитлера использовать как временного союзника, чтобы потом, когда возьмет власть в России, прогнать Гитлера. Но это же наивно! Немцы такие дураки, чтоб занять Россию до Урала, а потом отдать ее Власову? Смешно.

— Ставят памятники Махно, Бандере, как это такое? — говорит дочь.