Так сказала бабушка. Книга 3
Шрифт:
– А я тебе расскажу! – с готовностью ответил Ко-новалов. – Ты, главное, пиши, родной, пиши!
Романов подвинул листок к себе поближе. Задум-чиво потрогал ногтем кончик стержня и, пытаясь отыскать в памяти подтверждения продиктованным словам, вывел на бумаге:
«Я, Романов Василий Сергеевич, выпил с Худоби-ным Константином Петровичем две бутылки фран-цузского коньяка марки «Мартель». Мы поссорились. Я взял нож и ударил его в горло».
– Так где ты, говоришь, взял нож? – спросил Ко-новалов.
Романов медленно поднял голову.
– Не знаю… А вы уверены, что я его брал?
По тому, как был задан вопрос: равнодушно, без малейшей надежды на благоприятный ответ, стало ясно, что Романов не помнит, как убивал Константи-на.
– Еще как уверен!
Не успел Коновалов объяснить, чем вызвана эта уверенность, как в кабинет, громко стуча высокими каблуками, вошла следователь. Всем своим видом по-казывая, что у нее нет времени, она спросила, кивнув в сторону Романова:
– Как дела?
– Колемся потихоньку, – ответил капитан. – Сви-детелей опросили. Допишем покаянную и будем за-кругляться.
– А у вас? – следователь повернулась лицом к судмедэксперту.
Судмедэксперт отошел от тела убитого. Вынув из кармана платочек, сказал, что, по всей видимости, смерть наступила где-то около четырех часов дня от удара ножом в горло.
– Судя по характеру раны, удар был нанесен спе-реди правой рукой сверху вниз.
– Что с отпечатками?
Аккуратно, двумя пальцами положив нож на стол, Семеныч выпрямился. Сказал, что отпечатков много, но на бутылках с коньяком и бокалах, из которых его пили, их нет.
– То есть как это нет? – удивился Коновалов.
– Вот так. Чисто.
– А на ноже?
– На рукоятке какие-то пальчики есть. Сейчас сниму.
Следователь пожала плечами, мол, разбирайтесь тут сами без меня, попрощалась и, посоветовав капи-тану не затягивать дело, вышла из кабинета.
Коновалов задумчиво посмотрел ей вслед, после чего спросил Романова: закончил ли он писать. Не получив вразумительного ответа, взял со стола ли-сток, пробежал его глазами и велел расписаться.
Протяжно вздохнув, Романов медленно вывел свою фамилию. Поставил дату и приписал: «P.S. Я очень сожалею о случившемся».
– Ну вот! – довольно хмыкнул Коновалов. – Все бы так.
Действительно, подумал я, если бы все убийцы са-ми признавались в совершенных ими преступлениях, сами выносили себе суровые приговоры и сами чест-но отсиживали положенные сроки в построенных ими самими же тюрьмах, было бы замечательно. Другой вопрос, чем бы тогда занимался Коновалов.
Я посмотрел на него и решил, что он, вероятнее всего, стал бы преступником. Его внешность: скула-стое лицо, колючие глаза, развязность, вызванная уверенностью в собственной силе и силе тех, кто сто-ит за ним, готовность скрутить в бараний рог любого, кто встанет на пути, в моем понимании одинаково подходили как под обобщенный портрет бандита, так и рядового опера, борющегося с этими самыми бан-дитами.
«Интересно, что заставило мальчика Борю Конова-лова, стоявшего перед выбором «с кого делать жизнь свою», выбрать ту, а не другую стезю?.. Случай? Судьба?»
Не успел я над этим подумать, как Романов тихо, словно стесняясь своего голоса, спросил: действи-тельно ли он держал нож в руках или в этом, как он выразился, «есть некая доля преувеличения».
Бедный Романов! Его вопрос был настолько пу-стым и глупым, а желание выиграть время настолько бесхитростным и наивным, что всем собравшимся в кабинете стало даже как-то неловко за него.
– Какое преувеличение! – усмехнулся Коновалов. – О чем ты? Пять свидетелей готовы подтвердить, ес-ли хочешь.
Романов часто заморгал, видимо, пытаясь вспом-нить, как он с ножом в руках встречал милицию.
– У меня просто в голове не укладывается, – про-бормотал он. – Как я мог?
Коновалов пожал плечами, дескать, с пьяными не такое случается, и бросил взгляд на часы. Судя по проявленному им терпению, время для разговоров у него еще не вышло.
– Ну, хорошо.
Повернувшись в мою сторону, он сказал, чтобы я перестал подслушивать, а подошел и показал то, как Романов лежал на столе.
Я вошел в кабинет. Попросив поверенного освобо-дить место, сел на его место. Левую руку положил на стол, голову – на руку, правую руку опустил между широко расставленными ногами.
– Вот так, – сказал я. – А ножик лежал на столе в пяти сантиметрах от ладони.
Поблагодарив за помощь, Коновалов забрал со стола листок с признанием. Спросил, есть ли еще во-просы. Вопросов не было. Тогда он похлопал Рома-нова по спине и предложил собирать вещички.
Романов стал прощаться. Попросив у меня проще-ние за то, что стал невольным виновником несчастия, случившимся с моим дядей, он еще раз протяжно вздохнул и, опустив плечи, поплелся к двери. На ходу обернулся и, еще раз посмотрев на то, как я сижу, внезапно остановился.
– Что-то не так? – спросил я.
Романов вернулся к столу. Подумал три секунды и, ткнув пальцем в мою ладонь, сказал, что поскольку убийство было совершено правой рукой, а нож, как видно из моей позы, лежал рядом с левой, убийцей был кто-то другой.
– Кто другой? – возмутился Коновалов. – Пуш-кин? Ты мне тут дурачка из себя не строй! Понял! Это ты убил Худобина! Ударил правой рукой, потом пе-реложил нож в левую, и всё! В чем проблема?
А проблема, как оказалось, заключалась в следую-щем. По словам эксперта-криминалиста Семёныча, на рукоятке ножа не было ни одного отпечатка правой руки, что в моем понимании могло означать только одно: либо Константина убили другим ножом, либо Романов не был убийцей. Что касается ножа, то тут сомнений не возникло даже у милиционеров: кровь на лезвии безошибочно указывала на то, каким ору-дием было совершено преступление. А вот что каса-ется Романова… Конечно, можно предположить, что, выпив бутылку коньяка, он хладнокровно зарезал че-ловека правой рукой, потом аккуратно вытер нож, взял рукоятку в левую руку и тут же уснул. Но куда вероятней, на мой взгляд, выглядит другая версия. Кто-то вошел в кабинет дяди Толи, убил Константина, стер свои отпечатки пальцев правой руки с рукоятки ножа и вложил его в ладонь спящего Романова, не подумав, или второпях не заметив, что ладонь левая.
Судя по тому, с какой злостью Коновалов посмот-рел на Семеныча, мои предположения оказались вер-ными.
– Поверьте! Я и вправду не убивал, – почувство-вав перелом в настроении оперативника, воскликнул Романов. – Ведь я даже не присутствовал на дне рож-дении Виолетты!
– Какой еще Виолетты? – повернулся к нему ка-питан.
– Виолетты Анатольевны, покойной дочери хозя-ина дома Анатолия Николаевича Худобина! Ее тоже убили.
Заговорив о семье Худобиных, Романов рассказал об анонимке, полученной дядей Толей за несколько дней до своей смерти, но, к сожалению, теперь уже утерянной, и о его посмертном послании наследни-кам. Выразив уверенность в том, что убийство Кон-стантина напрямую связано с событиями, произо-шедшими здесь, в Мыскино, четырнадцатого февраля в день тридцатилетия Виолетты, он заключил, что, во-первых, Виолетту убил кто-то из ее родственников, бывших на дне рождения, во-вторых, анонимку напи-сал тоже кто-то из родственников и, в-третьих, после оглашения завещания сложилась такая ситуация, что у убийцы Виолетты не осталось другого выхода, как найти анонима раньше, чем тот выдаст его.