Так сказала бабушка. Книга 3
Шрифт:
– То есть, ты хочешь сказать, что анонимку напи-сал Константин Худобин? – перебил душеприказчика Коновалов.
Романов сказал, что говорить об этом преждевре-менно – нужны доказательства.
– Понятно. А кто именно присутствовал на дне рождения?
Вопрос, как я понял, был обращен ко мне.
– Кроме Виолетты и дяди Толи, – принялся пере-числять я, – там были: Виктор – сын дяди Толи, Анеч-ка – жена Виктора, Константин – двоюрный брат Вик-тора, Максим Валерьянович Рыльский – шурин дяди Толи, и моя бабушка Екатерина Николаевна Куроч-кина – родная сестра дяди Толи.
О себе я решил не упоминать: и так понятно, что без моего участия там не обошлось.
– То есть, те же, кто сегодня утром присутствовал при прочтении обращения Анатолия Николаевича к наследникам, – торопливо добавил Романов. – Вклю-чая работника Михаила.
Коновалов согласно кивнул. Попросив подтвер-дить, что все перечисленные мной люди являются родственниками, повернулся лицом к Романову и спросил: кем он приходится убитому.
– Никем, – ответил Романов. – Я не родственник. Я исполнитель завещания Худобина-старшего – мое-го старого знакомого. По его просьбе я пришел, что-бы зачитать наследникам последнюю волю и просле-дить за ее выполнением.
– Ты нотариус?
– Нет. Душеприказчик, или, другими словами, личный поверенный в делах о наследстве.
– У тебя и документ соответствующий имеется?
– Конечно! – Вынув из внутреннего кармана пи-джака сложенный вчетверо лист, Романов протянул оперативнику. – Нотариально заверенное заявление Анатолия Николаевича с указанием моих полномо-чий.
Молча прочитав заявление, Коновалов, вернул его обратно. Подошел к окну и задумчиво посмотрел на одинокую елку, растущую посреди чистого газона.
– Я хочу ознакомиться с содержанием завещаний, – сказал он.
Романов развел руками, дескать, и рад бы помочь родной милиции, да не могу. Потом добавил: соглас-но Гражданскому кодексу Российской Федерации, он не вправе разглашать сведения, касающиеся содержа-ния завещаний.
– Не понял! – Медленно, словно не веря соб-ственным ушам, Коновалов обернулся. – Ты мне что, отказываешь?
Поверенный виновато вздохнул и еще раз огорче-но развел руками: увы.
– Ну и ну! – оперативник удивленно покачал го-ловой. – Ты, я смотрю, считаешь себя очень умным, да?
Романов молчал.-
– Законы цитируешь, права качаешь. Может, ты еще и адвоката себе потребуешь?
– Зачем адвоката? – почувствовав неладное, еле слышно произнес поверенный. – Не надо мне никако-го адвоката.
– Молчать! – Коновалов что есть силы ударил ку-лаком по подоконнику.
Все, кто находились в кабинете, вздрогнули.
– Говорить будешь, когда прикажу!
Плотно сжав губы и сузив зрачки, Коновалов зло посмотрел на поверенного, не последуют ли возраже-ния, и, как змея перед броском, громко зашипел:
– Ты что, и вправду думаешь, будто самый ум-ный? Да? А ты знаешь, что не далее как сегодня утром, один такой, вроде тебя, битый час ползал у ме-ня в ногах, умолял считать себя придурком. Проще-ния просил за то, что нечаянно таблицу умножения вспомнил… Чего молчишь? Думаешь: шучу?
Не знаю, как остальные, а я капитану поверил сра-зу. И Романов поверил сразу. Поэтому, как только представилась возможность выполнить требование капитана, он выскочил из кабинета и через секунду принес портфель. Протянул Коновалову конверты с завещаниями и предложил ознакомиться с ними лич-но. Коновалов взял их, подержал на весу с таким ви-дом, будто не решил, что делать дальше: то ли швыр-нуть бумаги в ненавистную рожу того, кто считает себя самым умным, то ли смилостивиться и прочесть. Решив смилостивиться, он подошел к окну, отвернул-ся и вскрыл первое завещание.
В эту минуту в кабинет вошли два санитара. Спро-сив разрешения забрать труп, погрузили его на но-силки и вынесли.
Семеныч захлопнул кейс. Зевнул и коротко, в двух словах, доложил капитану об окончании работы.
Не отрывая от листков взгляда, Коновалов махнул рукой, чтобы не мешали. Дочитав до конца, поднял голову и спросил Романова: когда состоится оглаше-ние завещания.
– Если аноним не объявит себя, через три дня в понедельник, – ответил тот.
Коновалов отошел от окна и, немного подумав, сказал, что останется в Мыскино.
– А вы, – обращаясь к Семенычу, добавил он, – через три дня в понедельник пришлите за мной ма-шину.
– Как знаешь.
Семеныч, а за ним и судмедэксперт пожали капи-тану ладонь и, пожелав удачи, вышли из кабинета.
***
С отъездом следственно-оперативной группы в доме стало тихо. Так, словно находящиеся в нем люди только сейчас осознали, какое несчастие случилось в их семье. Ходили на цыпочках, разговаривали между собой короткими фразами, ругались полушепотом. И если кто-то случайно заглядывал собеседнику в лицо, то видел, к своему стыду и стыду тех, с кем собеседо-вал, не жалость к внезапно умершему родственнику, а растерянность вперемешку со страхом. Даже Анечка, необыкновенно трогательная в своей скорби, плакала, на мой взгляд, исключительно по причине того, что ей, еще не хоронившей родных и близких, впервые в жизни пришлось столкнуться со смертью. И не брата мужа жалела она – себя.
«Все мы Худобины, – вздохнул я. – И Анечка, к сожалению, уже тоже».
Капитан Борис Сергеевич Коновалов – оперупол-номоченный уголовного розыска – в сопровождении Романова вышел из коридора. Прошел на середину зала и, подняв указательный палец, попросил минутку внимания.
– В общем, так, – сказал он. – Как вы знаете, Кон-стантин Петрович Худобин, ваш родственник, погиб от рук убийцы. Кто этот убийца, нам пока неизвест-но…
– Как это, неизвестно? – перебил его вальяжно развалившийся в кресле Виктор. – А Романов?
– Так, кто это сказал? – Плотно сжав губы и сузив зрачки, Коновалов резко повернулся в его сторону. – Как фамилия?
– Худобин.
– Имя?
– Виктор Анатольевич.
– Где вы были в период с трех до пяти часов дня?
– Я…
– Отвечать быстро! Я спросил: где?
Виктор пожал плечами.
– Здесь был, – произнес он неуверенным голосом. – Сначала до трех часов мы обедали, потом смотрели телевизор. А в кабинет я вообще не входил.
Конец ознакомительного фрагмента.