Так вовремя… с опозданием…
Шрифт:
– Маленькая, кто посмел? – Я выпалил прежде, чем подумать. Стало даже стыдно, за эту фразу, а вернее за действие. После её фразы, мне захотелось её защитить и обнять. Что я и сделал, опять же, прежде чем подумать. Не понимаю, раньше я распустил руки, или язык?
Я прижимал это девочку и чувствовал такой трепет и такое волнение в душе. Она такая маленькая и хрупкая. Ей нужна защита и, как мне кажется, любовь. Она робкая и в ней есть что-то, что она скрывает. Девочка, что всё держит в себе и улыбается. Кто-то считает таких людей сильными, а я… я считаю, что даже сильным нужна поддержка и любовь.
Её запах, был таким сладким, что я потянулся к её волосам губами. Вдохнул всей грудью её запах, но от глубокого вдоха тоже закружилась голова. Как-то рефлекторно, моя рука сжала её талию, от чего я сразу же отдалился.
– Слав…
Она опять прильнула ко мне и вновь прижалась к моему, дрожащему от воспоминаний, телу.
– Всё хорошо, Есения, прости меня.
Моя рука опять слегка приобняла её.
– Меня никто не трогал, если ты так подумал… нет. Это Женьку. Его постоянно били за его прямолинейность. Он постоянно говорит, что думает. Чем часто обижает людей. И тебя он вчера задел, прости, но я всё слышала. Не держи только на него зла. Женька такой… я не знаю, как назвать. Он не привык задумываться о чувствах других, тем более, если вопрос питает его любопытство.
– Он меня не обижал, и никогда, запомни, никогда не извиняйся за мужчину. Не взваливай на себя чужую вину.
Мы болтали, и с каждой фразой приближались друг к другу. Пили кофе, потом я лёг от сильной головной боли, просто тянуло вниз. Яся легла рядом, и в какой-то момент её голова легла на мою грудь, а мои руки гладили её волосы.
– Сильно болит?
Спросила она в очередной раз, смотря на меня обеспокоенно. Кто я такой, чтоб вызывать её беспокойство? И по какому праву мы так близко друг к другу? Почему мне этого так страстно хочется?
К счастью, мне не пришлось отвечать, ведь за дверью послышались шорохи. Значит, Женя проснулся.
– Полежи немного, я сейчас вернусь. – Проговорила эта малышка, перебираясь через меня. Тепло её кожи приносило облегчение, но сейчас она ушла и стало как-то не так. – Женька, пожалуйста, зайди туда, Славе очень плохо. – Послышалось за дверью. Ну, зачем, маленькая?
Женя ворвался в комнату, полный тревоги и непонимания спросонья.
– Что такое, Слав? Ты и в правду какой-то бледный… Господи, какой синяк… Ясь, солнышко, тащи аптечку, быстро.
Женя сел рядом, не дав мне и слова вымолвить.
– Так голова кружится?
– Немного…
– Голова болит?
– Тоже есть.
Есения принесла коробку, в которой, по всей видимости и существовала аптечка. Он порылся в ней и недовольно хмыкнул.
– Яся, сейчас беги в аптеку за обезболом и купи охлаждающую мазь. От синяков и ушибов.
– Так, бросьте оба. Не нужно никуда бежать, всё хорошо. Я уже готов идти домой.
– Слав, у тебя, кажется, сотрясение, какой домой? Только отдых и тишина. Так, Ясь, сейчас ты в аптеку, я готовлю завтрак, а потом ты посидишь со Святославом, а я схожу домой.
Чего они со мной носятся как с писанной торбой? Мне очень неловко и хочется исчезнуть. Не люблю я такого внимания, ненавижу, когда вокруг меня крутятся, тем более, когда я этого и не заслуживаю. Это никогда не было для меня нормой. В меня вложили понимание того, что я – мужик, меня нельзя жалеть, я не должен показывать слабость. Женя ушёл, а Яся, ещё не на долго осталась, обняла меня за плечи, я взял её за руку. Маленькая хрупкая и такая нежная девочка. Повезёт же мужчине, которого она выберет в мужья.
– Ты замёрз? Тебя так трясёт…
– Мне не холодно, спасибо за беспокойство. Это от слабости и… скорее всего похмелье…
Девушка всё равно накинула на меня плед и покинула комнату. Тут же послышались голоса за неплотно закрытой дверью. Небольшой звон в ушах не позволял мне разобрать и пары слов. Меня одолевали мысли, всё те же, уже привычные нехорошие обрывки. Плохие сны, все ситуации и чувство вины. Всё это давило на меня с невыносимой тяжестью. Единственное, чего сейчас очень сильно захотелось – поговорить с Кристиной, и всё-таки попросить прощения… нет, не так… вымолить его. Я извинялся миллиард раз, но стена, выросшая, между нами, не разбивалась. Так быстро были возведены баррикады, разделяющие некогда самых близких людей. Мы с ней всегда были вместе, и то, что произошло между мной и Женькой – сплотило нас. Кристи первая прибежала меня поддерживать и была плечом, на которое мне можно было опереться, чтоб встать. Она была на каждом соревновании, на каждой тренировке. Даже на последней, когда мысленно я понимал, что всё – бой окончен, перчатки на гвоздь. Кристина от начала и до конца просидела со мной, смотря на то, как я отбивал пальцы об грушу, а потом ушла со мной, под аплодисменты и крики. Так было принято, мы выходили под аплодисменты, под них и уходили. И даже если этот уход был последним, уходом из спорта.
Решение, что было принято не мною. Обстоятельства, они шли по головам, ломая мои собственные кости. Этот кошмар наступал, не давая возможности выдохнуть. Все неприятности разом высыпались из мешка жизненных неурядиц. Всё началось с моего прощания с рыжей красавицей. С того, которое я запомнил навсегда. В тот вечер она поцеловала меня в щёку, процитировав то, что я не понимал и то, что я слушал лишь от того, что её глаза горели огоньками, способными осветить весь район. Тот невинный детский поцелуй в щёчку, со словами, что я не мог вспомнить первые несколько дней, но, когда вспомнил, уже не смог вырезать из памяти. Тот диалог:
«-И зачем это? Разве я заслужил?
–Цени каждое касание губ от близкого человека, ведь никогда не знаешь, какой поцелуй будет последним.»
Она чувствовала, она знала. Эта девочка будто напророчила расставание, последнее слово, последний поцелуй, и долгие, но такие короткие последние объятия. В тот вечер мы стояли в нашем подъезде, между этажами, её руки как всегда были дико холодными, я взял их и начал греть, не сводя взгляда с её лица. Мне страшно мало было её взглядов в тот вечер, между нами, будто рушились стены и момент был на столько интимным, что срывало крышу. В этом мире словно вымерли все, и были только мы вдвоём. Не сумев согреть её руки своими, и даже когда дыхание не помогло, я позволил себе пересечь черту и дал её рукам коснуться собственной кожи. Дрожь от холодных пальцев пробежала по всему телу, до самых кончиков волос, а в её лице появилось смущение. Она отвела взгляд, и я прижал её к себе. Обнял, просто так, не на прощание и не приветствуя. Это было первым проявлением нашей близости, нашим первым наслаждением друг от друга. Мы стояли, погрузившись друг в друга, позволяя переплетаться душам, я чувствовал запах духов её матери, ведь в последнее время она пользовалась только ими. Со временем мне удалось разобрать этот запах по ноткам. Мы стояли так до поздней ночи, и лишь к четырём утра, она подарила мне последний взгляд, скрываясь за дверью, из которой сама она больше не вышла. С ней исчезло всё моё внутреннее тепло, исчез жар, что шёл из самого сердца, и теперь мои пальцы стали предательски холодными, словно проклятье снежной королевы и её льдинки в моей пустой душе, а этот запах… его больше никогда и ни на ком не было.
С этого вечера, а вернее с раннего утра начался ад. Началась война с самим собой и чувствами, переполнявшими меня. Потом вскрылась вся правда о моём родном отце, я был на его могилке впервые в жизни. И смог позволить себе это лишь однажды, уходя от него, я надеялся, что больше никогда не вернусь, попросив у него за это прощения. А потом, через пару месяцев – новый удар. Мама лишилась работы, нашу квартиру решили забрать, попросив съехать меньше чем за месяц. В никуда, без денег и надежды на светлое будущее. Мама не впадала в отчаяние, она привыкла всё тянуть самостоятельно, и вытянула вновь. Она нашла работу в трёх тысячах километрах от родного дома, а значит, пора бросать всё, что всегда было моей жизнью. Я не мог поверить, что это конец, и пора всё бросить. Столько лет, столько пота и крови. Всё моё детство, моё юношество… я вырос в том зале, а теперь всему пришёл конец. Последняя капля, как мне тогда казалось, наивному глупцу. Меня посетило ощущение, что жизнь закончена. Глупый и мерзкий юношеский максимализм, как хорошо, что я не дал ему волю. Хоть с чем-то я не сплоховал. И в этом мне помогла Кристина. Она держала мой дух, подогревая собственным огнём, а я… я позволил этому огню погаснуть. Укусил руку, что кормила меня. Это можно называть как угодно, но суть не изменится. Я – предатель, разрушивший всё самое дорогое. Я предал Женю, позволив ей в тот день задержаться, предал отца, отказавшись от его памяти, предал мать, уехав обратно, Кристину, позволив ей страдать, да что там. Я даже предал самого себя, оставив то, что всегда было внутри меня. Спорт, которым я так болел, который был моим смыслом долгие годы. Это было, пожалуй, единственным, что я умел.
Конец ознакомительного фрагмента.