Такая большая любовь
Шрифт:
Урду притащил огромный стол и привалил его к двери. Потом вдвоем с Дирьядеком, не проронившим ни слова, они водрузили сверху еще и сундук. Окна загородили поставленными крест-накрест скамейками.
Луч фонарика ложился круглым голубым пятном на плитки пола у ног сержанта. И все инстинктивно стали подтаскивать матрасы поближе к этому дрожащему огоньку.
Консервные ножи заклацали по алюминиевым крышкам, руки потянулись к рюкзакам, чтобы вытащить то отсыревший кусок колбасы, то растаявшую плитку шоколада.
— Нас
— А почему шепотом говоришь? — спросил Урду.
— Не знаю, просто так, — ответил Левавассер.
Что за тяжесть повисла в воздухе, если самые обычные слова и звуки начали обретать особое значение? Вот чей-то каблук поскреб плитки пола, вот в чьей-то фляге булькнула жидкость. И тут послышался голос капрала Крюзе:
— А, так это тот самый дом, который называют «домом с привидениями»? Ребята, а привидения тут неплохо устроились!
По всему Лотарингскому фронту, на ничейной земле, имелись такие опустевшие деревни, где передовые отряды обычно устраивались на ночлег. Солдаты приходили туда в сумерках, занимали дом, не разжигая огня, не зажигая света, и эти брошенные дома, где от заката до рассвета хозяйничали тени, окрестили «домами с привидениями».
Боевая группа сержанта Лаланда уже много недель исполняла роль аванпоста, но в таком доме останавливалась впервые.
— Сержант, а противник здесь не появляется? — спросил Шамбрион.
— Патруль, бывает, и появляется, но очень редко, — ответил сержант, отрезая кусок хлеба от буханки. — В этой же деревне у них тоже есть «дома с привидениями».
— А я, ребята, — сказал, чуть помолчав, Левавассер, — говорю, что они сегодня заявятся. У меня такое предчувствие.
— Ха! Да ты просто трусишь! — раздался чей-то голос.
Послышались смешки. Смешки усталых солдат, слегка разомлевших после еды. Вдруг смешки разом стихли, и все замерли, затаив дыхание.
— Наверху кто-то ходит, — прошептал капрал Крюзе. — Слышите, сержант?
— Слышу. Тихо!
Сержант погасил фонарик. Подняв головы к потолку, все вслушивались в тяжелые шаги. На миг шаги затихли, а потом направились к противоположной стене. И все шеи дружно повернулись, словно шагавшие наверху подметки сквозь потолок намагничивали каски.
— Вот смеху-то будет, если они облюбовали этот же дом, — дрожащим голосом пробормотал Левавассер.
— Надо посмотреть, что там такое, — приказал сержант Лаланд. — Только тихо, и не надо ходить всем.
Маленький голубой кружок снова затанцевал по полу. Реми Урду, капрал Мартен и Дирьядек бесшумно поднялись, взяли карабины и пошли вслед за сержантом. Капрал Крюзе, стараясь не шуметь, на ощупь зарядил автомат и прошипел:
— Как только вы позовете, сержант, я стреляю в потолок.
Остальные подтянулись поближе к капралу. Лаланд вышел из комнаты и стал медленно подниматься по лестнице. Сзади шел Реми Урду, и, несмотря на все его усилия, ступеньки отчаянно скрипели под его тяжестью.
— Кто здесь? — громко крикнул сержант, поставив ногу на последнюю ступеньку.
Внизу Крюзе положил палец на гашетку.
— Это я, сержант, — отозвался кто-то сверху.
И на лестничной площадке показалась фигура толстяка Бютеля.
— Я пошел посмотреть, нет ли тут чего выпить.
— Ну, считай, что легко отделался! Гляди у меня, если еще раз придется тебя искать!
И, не в силах сдержать злость, сержант схватил Бютеля за плечо и спихнул с лестницы.
— Брысь отсюда! Ты у меня узнаешь, как в привидение играть! А ребята тебе морду набьют, это точно! А сейчас пошел спать, если не хочешь, чтобы тебе досталось!
Все улеглись на матрасах, держа каски и карабины под рукой. И сразу же со стороны Шамбриона раздалось протяжное сонное сопение. Бютель пробормотал:
— Я только хотел посмотреть, нет ли чего выпить…
И тоже уснул. Но тут же был разбужен страшным грохотом, раздавшимся где-то в комнате.
— К оружию! — рявкнул Левавассер.
Все вскочили.
— Стой! Кто идет? — подал голос Бютель.
Сержант снова зажег фонарик, и все увидели, что свалилась одна из скамеек, которой загородили окно.
— Не могла же она упасть сама собой, — заметил Урду. — Точно знаю, я ее очень хорошо закрепил.
— А может, ее столкнули снаружи? — спросил капрал Мартен.
Урду осторожно провел рукой по выбитому стеклу. Ставень был хорошо закрыт, засов цел. Оставалось признать, что скамейка свалилась сама. Он поставил ее на место и пошел укладываться.
Все снова замолчали. Слышно было только, как кто-то ворочается на матрасе. Снаружи капать перестало: подмораживало. Холодная одежда липла к телу.
— Вот интересно, — внезапно нарушил тишину Шамбрион. — Спать хочется, а не заснуть.
Все ощущали себя во власти враждебных сущностей, блуждающих между небом и землей, и все ждали, что еще может случиться. Вдруг от дымовой трубы отвалился камень и ухнул в очаг. Урду вскочил.
— Я больше так не могу! — заорал он. — Не могу я больше в этой халупе, где все сыплется, движется и трещит! Только попробуйте назвать меня трусом! Но это невыносимо. Сержант, можно хоть выйти пройтись?
— Нет, — отрезал сержант. — Приказываю всем оставаться на местах.
Чтобы пересилить тревогу, Урду принялся мерить шагами дом. Он ходил взад-вперед, натыкаясь на мебель, налетая на двери. На короткое мгновение воцарилась тишина, а потом снова послышались беспокойные шаги наверху.