Такая большая любовь
Шрифт:
Какой-то обезумевший солдатик вскочил на ноги, так и не успев понять ни того, что выбор уже сделан, ни того, что его товарищ рядом уже никогда не сможет пошевелиться. Он принялся носиться вокруг клубка бесформенного металла, который недавно был мотоциклами.
Треть эскадрона была уничтожена.
Вдруг полковник услышал, что его зовут. К нему ковылял Николя, волоча по земле раненую ногу.
— Господин полковник, господин полковник! Мурто! Там Мурто!
— Мурто? Что Мурто? — И Оврей де Виньоль направился к дереву, на которое указывал
Мурто лежал, обратив к небу свое грустное детское лицо. Автоматная очередь прочертила на его груди красную полосу, совсем как орденскую цепь.
— Так лучше, чем если бы в спину, — громко произнес полковник, а потом тихо и нежно, словно разговаривал сам с собой, добавил: — Мурто! Ты ведь знаешь, почему я тебя выбрал?
И Мурто, который еще не совсем умер, выдохнул:
— Да, господин полковник…
Ночной патруль
Клоду Дофену
Офицерам было запрещено в одиночку появляться на линии фронта после захода солнца.
Собираясь проверить свои аванпосты, лейтенант Серваль вышел с отдаленной фермы, где расположился боевой отряд сержанта Дерше.
— Черт возьми! Как быстро стемнело, — сказал Серваль.
— Я дам вам двух сопровождающих, господин лейтенант, — ответил сержант.
— Нет, Дерше. Сегодня не надо. Здесь уже три ночи никто не спал. Люди очень устали. Я пойду один.
— Господин лейтенант, это несерьезно. В том углу полно патрулей, — настаивал Дерше.
— Не беспокойтесь, дорогу я знаю. Видимость достаточная, к тому же мой кольт при мне. — И он фамильярно похлопал по кобуре.
Январское небо было черно, но путь освещал мерцающий снег. В бараньей шкуре поверх шинели, Серваль шел по траншее вдоль дороги, чтобы приглушить звук шагов.
«Что такое два километра? — думал он. — Бывало, по четыре хаживали».
Его тяжелые ботинки время от времени отламывали куски обледенелой земли, и тогда он невольно вздрагивал от хруста травы под ногами. Да еще темнота и снег увеличивали расстояние.
«За буком шалаш, за шалашом белый столб, потом поворот…»
Знакомые приметы медленно выплывали из тьмы. Поворот, несомненно, был самой опасной точкой маршрута. Именно здесь не раз возникали боевые столкновения. Серваль остановился, чтобы осмотреться.
Никого.
Он двинулся дальше. На животе, как раз посередине ремня, у него висел кольт в кобуре с расстегнутой крышкой, чтобы в случае чего можно было тут же выхватить.
Серваль очень дорожил этим крупнокалиберным пистолетом, с которым еще его отец воевал в Первую мировую. Хотя, возможно, кольт был и слишком громоздким, и тяжеловатым…
— Человек, которого слегка заденет такая пуля, пусть даже в руку, упадет замертво от боли, — говорил майор Серваль, передавая пистолет сыну. — Бери! Он дважды меня спасал, и оба раза в пренеприятнейших ситуациях. Носи его все время с собой, как я носил. Это все, что я могу тебе пожелать.
Лейтенант на
Поворот остался позади. Не было никаких причин ускорять шаг и еще меньше — чувствовать неприятный холодок под ложечкой…
Серваль различил в темноте изгородь, а за ней — полуразрушенную стену, стоявшую перпендикулярно дороге.
Однако, не дойдя до стены нескольких метров, он вдруг бросился на дно траншеи и выхватил пистолет.
Слева неожиданно возник источник света: слабый луч карманного фонарика, который светил очень низко, у самой земли, и проникал повсюду.
Сервалю этого было достаточно.
«Вражеский патруль». Он удивился, потому что услышал свой голос, прошептавший эти два слова, словно предупреждая того, кто шел следом.
Лейтенант прикинул расстояние: метров сто. Патруль его обнаружить не мог, так как после поворота он шел под прикрытием изгороди. Надо отсидеться несколько минут и идти дальше. Если только патруль не…
В темноте загорелся второй огонек, на сей раз гораздо ближе. Патруль опасно продвинулся в его сторону. Сколько же там человек?
Он с трудом различил на снегу, на уровне вырытой траншеи, три неясные тени, которые, пригнувшись, шли гуськом.
Серваль взвел курок и увидел еще один луч фонарика.
Траншея за разрушенной стеной упиралась в дорогу. В этом месте и должен был выйти патруль. Притаившись в траншее, Серваль чувствовал себя невидимкой: так, баранья шкура на снегу…
«В выигрыше будет тот, кто выстрелит первым», — сказал он себе и заранее напрягся, как зверь перед прыжком.
В передвижении теней возникла некоторая заминка, потом патруль снова двинулся вперед и скрылся за стеной.
Теперь лейтенант ждал момента, когда они выйдут на дорогу. Сердце гулко колотилось, но страха не было.
— Одним страшно уже заранее, — любил повторять он друзьям, — а другим — после события. Мне всегда страшно после.
Сейчас он был один против троих, а потому убедил себя, что его позиция выгоднее. Разве что… Разве что у него за спиной может оказаться второй патруль, который обходит стену с другой стороны. Маневр в высшей степени логичный и грамотный. У Серваля возникло острое желание посмотреть назад. Но пошевелиться означало выдать себя. Пришлось только зарыть ботинки поглубже в снег, чтобы не отсвечивали гвозди на подметках.
Метрах в тридцати впереди у дороги снова возникла тень. Серваль прекрасно видел плечи человека и круглую каску горшком.
Тень махнула рукой и скользнула за бруствер траншеи. Две другие последовали за ней.
Теперь патруль двигался по той же траншее, где, затаившись, лежал лейтенант. Ему были слышны тяжелые шаги по снегу.
«Ну все, они у меня в кармане», — подумал он.
О возможности появления второго патруля он уже не думал. Его целиком захватила игра не на жизнь, а на смерть, которая шла между ним и тенями. Серваль знал, что стрелок он отличный, а потому стал прикидывать шансы.