Такая история

Барикко Алессандро

Voil`a.

Не хочу спать в одиночестве. Иду к Последнему в фургон. Я так иногда делаю. Он отдает мне передние сиденья, а сам ложится сзади. Люблю ласкать себя, когда он спит. Я подозреваю, что он притворяется. Это меня возбуждает. Когда я кончаю, то даже не пытаюсь сдерживать стоны. Хочу, чтобы он все слышал.

Я бы хотела, чтобы он тоже так делал. Я прихожу к нему ночевать и прошу об этом. Подожди, когда я усну, и займись онанизмом. Ты сделаешь это для меня?

Нет, у меня смелости не хватит предложить ему такое.

Просто не хватит смелости.

Но мне бы хотелось.

9.40 вечера.

22 апреля 1923

Я его попросила. Я, наверное, совсем с катушек съехала.

Проснулась и сразу спросила, выполнил ли он мою просьбу.

Да.

Тебе понравилось?

Он не ответил.

Странно. Лучше не думать об этом.

Жара была страшная, и мы ехали с опущенными стеклами.

Очень хотелось играть. Весь урок у Коулов играла одна я. Скарлатти, Шуберт. Миссис Коул осталась довольна. Это моя ученица. Ей 34. В таком возрасте начинать поздно. Но это ее заветная мечта. Я к ней привязалась. Не хочется разрушать ее жизнь. Она этого не заслужила. Но и я не заслужила такой жизни. Виноваты большевики и революция, говорит миссис Коул. Неправда.

Я не верю в Историю. История — оптический обман. Ее делают единицы, а приписывают всему человечеству. Но это неправда. История — дело немногих.

Перед лицом Истории главное для нас — не принимать участия. Это они считают, что мы должны принимать участие. Они хотят, чтобы мы разыгрывали свои спектакли на сцене их безумия.

Коллаборационисты Истории: те, кому надлежит принимать участие в

Я не отношусь ни к тем, ни к другим; мне безразлично, кто победит. Если даже победитель и лишит меня всего, то я его врагом не стану. Я бы могла потерять все, что имею, за карточным столом или во время землетрясения. Одно другого стоит. Я вне их борьбы. При чем тут я? Придется им как- нибудь без меня обойтись.

Некоторые отправились сражаться за них, за чужие интересы — они просто не смогли противостоять шантажу. Из-за этого же многие погибли.

Психи.

У миссис Коул четверо детей и муж. Замечательная такая семья. Но один ребенок какой-то странный. Маленький-маленький и никогда не разговаривает. Бледный как мертвец. А взгляд настолько проницательный, что взрослые даже глаза опускают. Поговаривают, что иногда он творит необъяснимые вещи. Волшебство, да и только, посмеивается отец. Но прекрасно видно, что в глубине души у него таится страх. У всех обитателей этого дома в глубине души таится страх.

En passant [12] я начала говорить им, что в доме царит какая-то необычная атмосфера. Чарующая, сказала я. Они не поняли толком, комплимент это или нет.

Вы не поверите, но мне каждый день приходится подстраивать рояль, поделилась я с ними однажды. Перед занятием я всегда его подстраиваю. При этом бормочу под нос что-то вроде невероятно и совершенно невероятно.

В общем, развлекаюсь по полной. Только вот миссис Коул немного жалко.

Они купили рояль. Последний подсчитал, что каждый из нас на процентах от продаж заработал уже по 19 долларов и 60 центов. Я все до цента пересылаю сестре, пусть она думает о

12

Между делом (фр.).

Последний прячет деньги в фургоне — там есть тайник с двойным дном. Туда же он складывает и письма. Как-то раз я взяла одно, открыла и прочитала. Но ничего не поняла — надо посмотреть, что в остальных. Это было от итальянского священника. Из города Удине. Или Адине, не помню точно.

Надо прочитать все остальные.

Последний их даже не вскрывает. Но хранит. Кто знает, что он там задумал. Многие из его поступков лишены всякой логики.

По дороге в Шефтбери к Мартинам надо было подняться в горку. Так как наш фургон был под завязку набит роялями, приходилось сбавлять скорость. И каждый раз Последний вздыхал: Жаль. Но однажды вместо того, чтобы подняться на холм, он отъехал немного назад и попросил помочь ему. Мы разгрузили фургон, положив разобранные рояли на лугу возле дороги. Рояли эти из дерева: передвигать их легче легкого. Нам специально такие дали. Потом Последний сел за руль. Указал мне на сиденье рядом с собой. Тебе нечего бояться, будет здорово, сказал он. Разогнался и на огромной скорости рванул к горке. Когда мы еще только набирали скорость, я начала орать. Ничего конкретного — просто вопила. А Последний молчал, невозмутимый, до тех пор, пока мы не оказались прямо над горкой, и только когда фургон повис в воздухе, он громко выкрикнул свое имя. Последний Парри.

Фургон, конечно, пострадал. Мы потихоньку вернулись обратно, и с вершины холма увидели на траве внизу части разобранных роялей, лежащих в беспорядке посреди поля. Эта картина напоминала мирно пасущееся стадо каких-то неведомых животных. Удивительное зрелище. Последний притормозил. Мы просто стояли и смотрели.

Почему ты всегда грустный? спросила я.

Я не грустный.

Как же, не грустный он.

Все совсем не так, сказал он. Сказал, что, по его мнению, люди проживают год за годом, но по-настоящему они живут лишь малую часть отпущенного им времени — это годы, когда они выполняют то, для чего появились на свет. Именно тогда они чувствуют себя счастливыми. Все остальное время проходит в ожидании или воспоминаниях. Когда ты ждешь или предаешься воспоминаниям, сказал он, то тебя нельзя назвать ни грустным, ни радостным. Ты кажешься грустным, но на самом деле просто ждешь или вспоминаешь. Люди, которые ждут, вовсе не грустные; то же можно сказать и о тех, кто вспоминает. Они далеко.

Я жду, сказал он.

Чего?

Жду, когда я смогу выполнить то, для чего появился на свет.

Он считает, что появился на свет, чтобы построить трассу. Подумайте только. Он хочет построить трассу для гоночных автомобилей. Она никуда не ведет, начинается там же, где и кончается, ты ездишь по ней кругами и никуда не приезжаешь. Он сам ее придумал — такой трассы в природе нет.

То, что ты никуда не приезжаешь, неверно, говорит он.

Последний рассказал мне о том дне, когда они с отцом ходили кругами по городу, где все улицы пересекаются под прямым углом.

Что-то там явно не так, у них с отцом.

Может, он и прав: любое движение — это движение по кругу, никуда не ведущее, только к себе самому, потому что туман наших страхов слишком плотен, а дороги, которые, как нам кажется, ведут куда-то, — лишь иллюзии.

А я-то зачем на свет появилась? Что я должна сделать? Когда же я действительно начну жить? Или этот момент уже прошел?

Последний — довольно приятный парень. Но когда ты с ним, у тебя постоянно такое ощущение, будто он занят чем-то чрезвычайно важным, а ты его отвлекаешь. Это действует на нервы. Быть с ним рядом — тяжелый труд.

Бог знает, где он раздобудет денег на свою дорогу. Не думаю, что удастся обойтись 389 долларами.

Он ребенок.

А я не ребенок.

Я женщина.

Женщина

Женщина

Женщина

Женщина

Поесть бы. Чертов мир. Ненавижу.

10.06 вечера.

На заметку: нужно новое платье.

23 апреля 1923

Я умею:

1 играть на рояле (Шуберта и Скрябина, но никак не Баха и не Моцарта)

2 спрашивать дорогу, причем так, что люди даже не могут понять, куда я хочу попасть