Такая как есть (Запах женщины)
Шрифт:
– Не знаю… так… пока что-то неопределенное. Но у Евы уже возник какой-то замысел, – задумчиво ответила Алекс. – Ведь такого еще не бывало, чтобы она сомневалась в правильности своих поступков. Мы тысячу раз слышали, как она провозглашала: «Я обязана выполнить свое предназначение, и ничто – ничто! – не в состоянии помешать мне». – Алекс удалось очень точно передать выражение и интонацию матери, которая «давала очередное представление».
– Если она хотела, чтобы я простила ее, то почему не попросила меня прийти? Знаешь, мне кажется…
– Что?
– …Может быть, это звучит слишком жестоко,
– Она и в самом деле должна была истощить все свои душевные запасы… Будем ждать…
– Ты уже подготовил сообщение для прессы?
– Да, еще до того, как телефон начал звонить, как сумасшедший. Я подчеркнул, что Ева находится в глубоком шоке.
– И мне так кажется. Почему, Макс? Я не понимаю.
– А ты стараешься всегда все понимать?
– На все есть свои причины, – твердо ответила Алекс.
– Поэтому ты и сомневаешься в искренности матери?
– Угрызения совести – это то, чего она никогда не переживала. Ее убежденность в непогрешимости своих поступков непоколебима.
– И ты не веришь, что человеческое сердце способно измениться под влиянием обстоятельств?
– Мне бы хотелось, чтобы у нее было сердце.
– По крайней мере, два человека смогли заставить ее забыть обо всем.
– Не путай сердце и чувства со страстью, с половым влечением.
– Но Криса-то она обожала.
– И выбирала весьма странные способы для демонстрации своего чувства. Любить в ее представлении – означало завладеть кем-либо и повелевать им.
– Тогда тем более все понятно. Она утратила то, что представлялось для нее самой большой ценностью. Смерть по-разному отзывается в душах людей. И я впервые вижу, как дыхание смерти коснулось Евы.
– Потому что не видел ее раньше…
– Но, может быть, именно потому, что на этот раз она переживает искренне, тебе кажется, что она не очень убедительна в своей роли? Вспомни, что рассказывал Джонси, когда он сообщил об аварии с Крисом. Она будто окаменела, и единственное, что она смогла вымолвить, это – «отвезите меня к сыну». – Теперь она на двадцать лет старше. Время и возраст потребовали некоторых переделок в пьесе.
– Боже мой, да ты иной раз как стена, непробиваемая стена!
Алекс вспыхнула, но все так же упрямо повторила:
– Не пытайся убедить меня, что чья-то смерть способна изменить характер человека. Боюсь, ты напрасно тратишь время, стараясь внушить мне, что мать превратилась в святого Павла…
– А почему бы и нет? Ты ведь знаешь, как ловко она умеет манипулировать людьми, событиями, самой жизнью, наконец… Ее воспоминания, наверное, составили бы толстенный том. Но не следует упускать из виду одну важную вещь: даже Ева Черни ничего не может поделать со смертью. И осознание этого, быть может, вызвало
– Разумеется. Но она никогда – даже под воздействием порыва – не действовала в ущерб себе.
– Но так ли уж бескорыстна ты сама?
– На чьей ты стороне, не понимаю? – сердито спросила его Алекс.
– Как всегда, на своей собственной, – ответил Макс. – На сегодняшний день моя задача – прояснить все темные пятна… В чем дело, Жак?
Дворецкий, осторожно постучавший в дверь, вошел в гостиную:
– Вы заказывали Сейшеллы, сэр? Заказ выполнен.
– Я буду говорить отсюда, – ответил Макс и добавил, обращаясь к Алекс: – Нет, нет, тебе незачем уходить… Мне просто надо сообщить Море о похоронах.
Он прошел по длинной комнате к небольшому бюро, на котором стоял телефон.
Алекс слышала только, как он проговорил:
– Привет, дорогая…
А потом он принялся что-то негромко бормотать в трубку.
Алекс встала, чтобы налить себе арманьяка. Она чувствовала, что ей это просто необходимо. Одно только воспоминание о стройной длинноногой Море Хейнс сразу заставило ее почувствовать, насколько она неуклюжая и ширококостная.
Мора жила с Максом уже несколько лет. Как-то Алекс спросила его, какого черта он тянет и не женится. Он ответил: «Потому что я следую заветам Сэмуэля Батлера. Он считал, что разбойники, нападая на человека, требуют либо кошелек, либо жизнь. Женщины требуют и того и другого». Тогда Алекс настолько поразило, что Макс способен ссылаться на Батлера, что не стала продолжать разговор. Но сейчас она снова удивилась тому, что Макс до сих пор не женился на Море. Это была женщина вполне в духе Евы Черни: элегантная, богатая, уверенная в себе, с прекрасной родословной и безупречным вкусом. Она принадлежала к высшему свету – это был мир, в котором она родилась и где чувствовала себя, как рыба в воде. Отличный повар, умелый садовник и человек, занимающийся убранством комнат, – у нее все шло по заранее намеченной колее, если бы не муж. Он покончил жизнь самоубийством после того, как потерпел банкротство и потерял все имевшиеся деньги, оставив Мору без копейки. Макс привел ее к Еве со словами: «Вот твое лицо, Ева». И, взглянув на нее, Ева не стала возражать.
Макс все еще говорил по телефону, когда дверь отворилась, и Алекс увидела Памелу Брэдли. Она была вся в черном: простое элегантное платье и ниточка жемчуга на шее. Ее тицианового цвета волосы, убранные с лица, подчеркивали точеную линию подбородка.
Алекс улыбнулась:
– Кофе? Или что-нибудь выпьешь?
– Разве что немного бренди…
Алекс налила ей рюмочку. Памела, принимая рюмку, проговорила:
– Спасибо… Ты знаешь, у него совершенно не изменилось лицо. Он выглядит так, словно ненадолго заснул.