Такая работа
Шрифт:
И тут он почувствовал на глазах слезы, а стыда, который с детства приходил вместе со слезами, не было. И он понял, что слезы эти не о себе, — он впервые в своей жизни как мальчишка заплакал об отце.
7
На следующий день после актива, несмотря на непогоду, Артемьев с утра уехал на машине в совхоз «Первая пятилетка» — там его ждали. Но даже занимаясь давно привычным и любимым делом — он сам был в прошлом директором совхоза на целине, — он не переставал думать, что ему
Потом, на обратном пути в город, Артемьев снова перелистал записную книжку, вспомнил областной актив, реплики Кривожихина и безнадежный жест начальника уголовного розыска, которого Кривожихин фактически проводил с трибуны.
«Как это еще живо в нас, — подумал Артемьев, — порою и сами не замечаем сразу».
Вернувшись в обком, он вызвал Кривожихина.
— Садись, Михаил Петрович. Ты активом доволен?
— Все прошло отлично, Максим Романович. Активность возросла, сорок три человека выступить записались…
— Я не об этом. В этой истории с начальником уголовного розыска тебе все ясно?
— С Ратановым?
— Да. Ведь это — дело серьезное. Ты выступление Макеева слышал?
— Мне все ясно.
Артемьев работал с ним уже больше года и никак не мог привыкнуть к манере Кривожихина: при ответах, не моргая, смотреть ему в глаза долгим, напряженным взглядом, словно ожидая команды «отставить!».
В кабинет вошел второй секретарь обкома — Линьков, спокойный, грузный, с виду неторопливый.
— Все ясно, — не спуская глаз с Артемьева, повторил Кривожихин, досадуя, что приходится объясняться в присутствии острого на язык Линькова. — Скурякову я верю, больше даже, чем московскому следователю. Такое дело должно оздоровить обстановку. Кроме того, обратите внимание, Максим Романович, на цифры раскрываемости города и районов. Город тянет вниз всю область. Сравните, например, с Елкинским районом…
— Областной центр и село! — фыркнул Линьков. — Хорош анализ! Кстати, Михаил Петрович, какое количество дел падает там и здесь на одного работника?
— Я этот вопрос не изучал.
— А ты в горотделе-то был? С коммунистами рядовыми разговаривал?
— Я считал нецелесообразным…
— Секретари ЦК бывают в московской милиции, а он — нецелесообразно… И инструктор, уверен, твой не побывал…
Вошел помощник секретаря.
— Максим Романович! Здесь письмо на ваше имя из городской милиции. Кроме того, в приемной два работника — Альгин и Александров.
— Михаил Петрович, — спросил Артемьев, — вы с ними разговаривали?
— Я занят был, — отдавая себе отчет в неприятных для него последствиях этих слов, честно сказал Кривожихин. Эту обезоруживающую всех честность в нем всегда ценили на прежней работе. — Цифры вот эти готовил.
Линьков громко вздохнул, достал папиросы.
«Пожалуй, действительно, мы с тобой поторопились», — подумал Артемьев и вспомнил, что эта мысль как-то уже приходила.
— Пригласите.
Артемьев мельком взглянул на незнакомый размашистый почерк, прочел подпись и, положив письмо на стол перед
— Здравствуйте, товарищи, садитесь.
— Мы пришли в отношении Ратанова и других, Максим Романович, — сказал Альгин.
— Я не опоздал? — раздался в дверях знакомый резкий голос. — Проклятая погода! Я ведь и на актив из-за нее не попал!
К столу шел генерал Лагутин, член бюро обкома.
— Как там, в Карловых Варах? — спросил Линьков.
— Чудесно…
Артемьев прочел письмо Ратанова вслух.
— Что это за Скуряков, — спросил Линьков, — никак не могу вспомнить… Кто ему дал права?
— Я Ратанову прочу большую будущность, — сказал генерал, — это — опора хорошая!
— Вы не слышали, как он на активе выступал. — Кривожихин вынул носовой платок. — Он то тихий-тихий, то тоже… Ерш!
— Видите ли, — вежливо отпарировал Лагутин, — опираться можно только на то, что оказывает сопротивление… Это не я сказал. Стендаль.
8
Егоров, наскоро побрившись и переодевшись в свой новый парадный костюм, ждал Веру у входа в театр. Она должна была прийти прямо с работы.
До начала спектакля оставалось еще минут двадцать, но к двум ярко освещенным подъездам недавно реставрированного здания театра сплошным потоком шли люди, подкатывали машины. Работники прокуратуры и милиции, приехавшие из районов, явились в театр в форме, но было видно, что и они побывали в парикмахерских, долго и тщательно утюжили свои мундиры, перенося из номера в номер видавший виды гостиничный утюг.
К Егорову подошли Роговы. Нина выглядела бледной, осунувшейся — она проболела неделю гриппом.
— Скажи ты ей несколько слов, Сергей, — сказал Рогов, — успокой: как вспомнит об этом деле с «провокацией», у нее все из рук валится. Завтра с Щербаковой сама пойдет к областному прокурору.
Рогова невесело улыбнулась.
— Спасибо, Ниночка, не волнуйся — все будет хорошо, — сказал Егоров и почувствовал, что сердце у него сжалось от теплого чувства к Роговым, к Тамулису, к честным, хорошим людям, которые его окружали.
— Вы знаете, что Дмитриев разыскал пистолет? Его мальчишки из Барбешек подобрали… А что Настя Барыга тоже опознала робот? Тут самое время приближается благодарности получать…
Рогов засмеялся, но шутки как-то не получилось.
Вера прибежала минут за шесть до начала, запыхавшаяся, красная и очень молодая. Разница в возрасте между нею и мужем была сейчас особенно заметной. Она сразу же потащила мужа к зеркалу в вестибюле, где теснилась уже шумная женская толпа. Вера, зажав в зубах заколки, что-то торопливо поправляла в прическе и заставила причесаться Сергея. Он давно уже не был в театре, хотя каждый раз, возвращаясь со спектакля домой, давал себе слово не пропускать больше ни одной премьеры: ведь это не так уж трудно — найти время, чтобы сходить с женой в театр.