Такая разная Блу
Шрифт:
Не нойте? Никогда не слышала от него ничего подобного.
— Как вы видите, переход через Рубикон стал судьбоносным событием для римского императора. Великим и одновременно трагическим. Он держал в своих руках огромную власть, но только в самом конце понял, что власть — не более, чем иллюзия. И это приводит нас к третьему раунду, господа. Не стесняйтесь добавлять новые страницы к своей истории. Надеюсь, что впредь книга вашей жизни будет становиться только толще. На первом занятии вы записали свою историю в общих чертах. Сейчас я хочу, чтобы вы взяли какой-то конкретный случай из вашей жизни. Момент, когда вам, как и Цезарю, необходимо было бросить жребий и перейти через свой собственный Рубикон. Я хочу узнать, как это изменило вас. Может быть, это была ситуация, не поддающаяся контролю, или нечто, что произошло с вами, а может быть, это история о решении, которое вы когда-то приняли. Так или иначе, это должно быть какое-то судьбоносное событие.
Один за другим Уилсон стал раздавать листы моим одноклассникам периодически останавливаясь и комментируя ту или иную работу. Я вздохнула, вспомнив, что мой лист был повторно отправлен в мусорное ведро. В классе воцарилась тишина, ученики приступили к работе. Я выдрала из тетради чистый лист, собираясь также приступить к выполнению задания, как вдруг у моей парты возник мистер Уилсон, что страшно меня смутило, так как мой рабочий стол находился у всех на виду.
Он положил передо мной лист бумаги. Я уставилась на него в удивлении. Затем посмотрела на мистера Уилсона и вновь на лист. Это была моя история, изъятая из мусорного ведра. Повторно. Должно быть, историк вытащил её, когда я покинула класс в тот день. Лист снова был разглажен, словно какое-то время его держали под парой увесистых книг. Буквы насмешливо взирали на меня с измятой поверхности.
— Нет смысла бежать от прошлого. Мы не можем отмахиваться от него или притворяться, что его никогда не было, мисс Ичхоук. Все, что мы можем сделать, это извлечь из него уроки. У вас очень интересная история. И я хочу узнать о вас больше. — Он развернулся, чтобы уйти.
— Кажется, вы несправедливы, — огрызнулась я, и тут же пожалела об этом, потому что на меня разом уставилось тридцать пар глаз.
Брови мистера Уилсона взметнулись вверх, он чуть склонил голову на бок и скрестил руки на груди.
— Что вы имеете в виду? — спросил он спокойно. Я ожидала, что он разозлится или влепит мне пощечину. Во всяком случае так поступали мои прошлые преподаватели, когда я не могла сдержать свои нахальные комментарии.
Я только пожала плечами и засунула в рот жвачку, которую и не думала жевать.
— Вы просите нас обнажить свои души, вывернуть их наизнанку, поделиться своими самыми сокровенными тайнами, но сами ничего не рассказываете о себе. Быть может, я не хочу, чтобы вы знали мою историю.
Ученики затаили дыхание. Все замерли в ожидании, гадая, насколько далеко может зайти Блу Ичхоук. Когда стало понятно, что мистер Уилсон не взорвется, напряжение несколько спало.
— Что же, это и впрямь несправедливо, — согласился молодой преподаватель. — Но я учитель, а это значит, что я даю вам знания, а вы принимаете их. Поэтому не всегда возможна обратная связь, так как мы с вами исполняем разные роли. Поэтому, в силу определенных причин, я не считаю нужным тратить время на разговоры о себе.
— А как насчет 20-ти вопросов? — подал голос кто-то с задних рядов.
— Или игры в бутылочку? — добавил другой голос, и несколько человек захихикали.
— Давайте так. Мы возьмем небольшой перерыв, и я расскажу вам о нескольких ключевых моментах своей жизни. Идет? Тогда мисс Ичхоук убедится, что все справедливо. — Он подмигнул мне, и я с трудом удержалась от язвительных комментариев. Учителю не положено быть таким обаятельным и милым. В конце концов это раздражает. Я презрительно изогнула бровь и отвернулась.
— Я родился в Манчестере. У меня есть две сестры. Одна из них живет в Англии вместе с моей матерью. А старшая, Тиффа, на данный момент проживает в Лас-Вегасе. Именно благодаря ей я сейчас здесь. Мне 22 года. Я закончил то, что здесь называют колледжем, в 15 лет, что по меркам старшей школы достаточно рано.
— Ну ничего себе, какой вы умный, — проявила «блистательную» дедукцию девчонка с голосом как у Мерлин Монро. Она пользовалась блестящими ручками и при написании своего имени выделяла каждую букву отдельным цветом, приправляя все это звездочками и сердечками. Про себя я называла ее «Сияшка».
Я громко фыркнула. А мистер Уилсон смерил меня таким взглядом, что я невольно поняла, что пришло время заткнуться.
— Мы переехали в штаты, когда мне было 16 лет, так как здесь я смог поступить в университет несколькими годами раньше. Моя мама англичанка, а отец американец. Он занимал должность врача в Институте рака Хантстмана в Юте. Я окончил университет в девятнадцать. Тогда и произошел первый поворотный момент в моей судьбе. Мой отец скончался. Он хотел, чтобы я стал врачом, как и он. Все мужчины в нашем роду вот уже четыре поколения занимаются медициной. Но я был настолько разбит, что решил пойти другим путем. Я провел два года в Африке в корпусе мира в качестве учителя английского. В этот момент я понял, что мне нравится преподавать.
— А зря, — поспешила вставить свое слово Сияшка. — Доктора зарабатывают много денег. И вы бы выглядели суперкруто в халате врача. — И она смущенно захихикала.
— Благодарю, Крисси, — вздохнул Уилсон, неодобрительно качая головой. Крисси. Так вот, как ее звали? Впрочем, ее имя недалеко ушло от «Сияшки».
— Это первый год моего преподавания в штатах. Ну вот! — Уилсон взглянул на часы. — Уложились в две минуты. Теперь ваша очередь. Вспомните и запишите любой поворотный момент в вашей жизни до конца урока.
Я вперила взгляд в свой измятый листок. Жизнь Уилсона представляла собой аккуратный рядок событий и достижений. Он был умен. С этим фактом не поспоришь. А еще он милый и симпатичный. Из хорошей семьи. Все это… мило. И совсем не похоже на историю моей жизни. Был ли в ней какой-то поворотный момент? Момент, изменивший все? У меня было несколько таких на примете. Но среди них был один особенный, перевернувший мой мир с ног на голову и превративший меня в совершенно другого человека.
Я прожила с Шерил около трех лет, и за все это время от Джимми не было ни слова. Операция по его поиску и спасению была завершена, едва стало ясно, что следов Джимми не найти. Никто не обратил внимания на это обстоятельство. Он был никому неизвестным индейцем. Обычным мужчиной, который, тем не менее, был целом миром для одной маленькой девочки.