Такое кино
Шрифт:
– Значит, так, - деловито сообщил Артем.
– Я заеду за тобой в семь часов. Отправимся смотреть Тарковского на большом экране. Ты видела его "Жертвоприношение"?
– Нет. А где это?
– В небольшой галерее, ты, наверное, ее не знаешь. Там проходит выставка, связанная с юбилеем "Жертвоприношения", ну и гонят его каждые два часа. Ты все увидишь сама. В семь, договорились? Пока.
– Пока.
Оставалось не так уж много времени, а нужно было еще привести ногти в порядок, покрыть их лаком. Для костюмеров и иже с ними ногти - первое дело. Руки должны быть отменно ухожены: работа с людьми, подчас с привередливыми актерами обязывала. А попробуй сохранить их в порядке, когда без конца роешься в куче пыльного тряпья, застегиваешь грубые шинели и затягиваешь ремни на массовке, возишься с грязными ботинками и сапогами! А на салоны элементарно не хватало времени. Аня привыкла делать все сама.
Пока сушились волосы, она занималась ногтями и думала все о том же. Следует ли мне смириться и больше не цепляться за него? Чего я все навязываюсь? В конце концов, я собираюсь с Артемом в Италию, документы уже поданы. Забыть Тима?..
Ее гордость несомненно страдала, но сердце страдало больше. Подумаешь, пренебрегли. Забыть и все дела. А вот что делать с сердцем, которое обрело, наконец, свой приют? "Бесприютное сердце" - хорошее название для мелодрамы. Аня пыталась убедить себя, что ничего не произошло, мало ли что в жизни случается, все в этом мире ошибаются, но боль в душе росла и требовала выхода.
Ну вот, сегодня развеюсь, пообщаюсь с Артемом, посмотрю в его загадочные глаза... Надо будет дописать портрет.
Она была готова к семи, то есть, оделась, высушила волосы и уложила их с пенкой, создав на голове художественный беспорядок. Но настроение было хуже некуда. И как в таком состоянии идти куда-то? Однако ровно в семь Ненашев позвонил снизу, и Аня, натянув пальто и взяв сумку, спустилась к нему.
Артем выскочил навстречу, улыбаясь во весь рот, и протянул небольшой, но прелестный букетик. Потом внимательно посмотрел ей в глаза и осторожно поцеловал в щеку. Аня приветственно улыбнулась и, взяв цветы, села на переднее сиденье.
– Хорошо бы подгадать к началу сеанса, а то потом долго ждать придется, - озабоченно говорил Артем, выруливая с Потылихи на Третье кольцо.
– Как ты съездил, где был?
– спросила Аня.
– Во Франции и Германии. Если честно, не мог дождаться, когда вернусь в Москву!
– Он покосился на Аню.
– А в Италию когда?
– На рождественских каникулах, сразу после Нового года. Как раз будут готовы документы.
Артем воплощал бьющую через край энергию, движение жизни. Одет по-европейски, красив, а глаза - это что-то невообразимое! Аня пыталась вспомнить, что знает о нем, кроме того, что он продюсер. Да, приехал откуда-то, кажется, из Екатеринбурга, учился во ВГИКе на продюсерском, в короткие сроки сделал блестящую карьеру. И еще горы свернет. Сколько ему, лет тридцать? К тому же у Ненашева неплохая поддержка в лице отца, который давно живет в Москве и занимается рекламой.
Они успели к началу очередного показа фильма, еще прошлись по двум залам, где на больших и малых экранах, развешанных по стенам, мелькали какие-то лица, фрагменты фильма, бегущий текст. Посреди зала на столах под стеклом лежали подлинные фотографии юного Тарковского, его школьная тетрадка, документы, удостоверения личности. Все это было предоставлено галерее сестрой режиссера.
– Вообще-то, это выставка фотографий, которые делала во время съемок фильма одна шведская журналистка, - комментировал Ненашев.
– Они еще ни разу не публиковались.
– И где же эти фотографии?
– спросила Аня.
– Да вот, на экранах, - указал Артем.
– Галерея государственная, бедная, не нашла средств, чтобы их распечатать. Так что смотри во все глаза: эксклюзив!
И Аня смотрела.
– Но лучше бы после фильма их пересмотреть, - заметила она.
– Я ведь не видела кино, многое мне непонятно.
– Идем, займем места.
Артем провел ее в последний, третий зал, который был погружен в полумрак. Перед большим экраном стояли ряды стульев, как в кинозале. Они сели на свободные места, ждать почти не пришлось: сеанс начался через пять минут...
После показа Аня отказалась ужинать в кафе и попросила отвезти ее домой. Ненашев определенно рассчитывал обсудить фильм, сидя где-нибудь в уютном местечке, однако не подал вида, что разочарован. Было уже поздно, он не настаивал. Фильм произвел сильное впечатление, и Ане не хотелось говорить. Почти всю дорогу они молчали.
Нехорошо было так делать, но Аня опять не пригласила его в дом. Окна на кухне светились, значит, Женя вернулась с работы и, наверное, отдыхала. Или стирала.
– Спасибо за вечер!
– сказала Аня и чмокнула Артема в щеку.
– За фильм - особое.
И она направилась к подъезду.
– Стой!
– крикнул ей вдогонку Артем.
Аня обернулась. Ненашев настиг ее у подъезда и сунул в руки букет, забытый на сиденье в машине. Не успела Аня опомниться, он быстро поцеловал ее в губы, бросил:
– Пока!
– и вернулся к машине.
Когда Аня вошла в квартиру, Женя дремала перед телевизором.
– Мама, ложись: тебе рано вставать!
– сказала дочь.
– Ой, а я и не слышала, как ты вошла!
– встрепенулась Мордвинова. Она действительно уснула в кресле под мерное бормотание телевизора. Изматывается на работе, сочувственно подумала Аня, отправляясь мыть руки.
– Ань, я ужин приготовила. Поешь обязательно!
– сказала ей вслед Женя.
Есть не хотелось. Аня переоделась и устроилась на кухне с чаем и сигаретой. Наконец-то можно было закурить спокойно. Она все же стеснялась курить в новенькой, благоухающей кожей машинке Артема. Тем более что он сам не курит. А больше и не было возможности. С наслаждением делая первую затяжку, Аня вспоминала фильм, и потом все думала и думала о нем.
Кино действительно искусство, вернее, может быть искусством. Если за дело берется гений, вот условие. Ну ладно, пусть будет и просто талант. "Жертвоприношение" - фильм-завещание, это добавляет ему пронзительности. Господи, как страшно! Тарковский пророчит катастрофу, как в свое время напророчил Зону. Как жить в этом мире? Как можно рожать детей, зная, что они обречены?
Аня часто думала об этом. Сегодняшний мир пугал ее жестокостью, беззаконием, торжеством несправедливости. И в этот прогнивший мир, где столько зла, где ценятся только деньги, пустить детей? Как же страшно будет за них... Не хочу замуж, не хочу детей...
Да, но фильм-то о другом. Весь смысл как раз в мальчике, который поливает засохшее дерево, и оно в конце зацветает. Значит, о вере, надежде, любви... А как выстроен каждый кадр, какое удивительное пространство: дом, книги, потрясающее платье героини. Да, Тарковский умел показать красоту женщины. Кино - это синтетическое искусство, на стыке с живописью, скульптурой, музыкой. Захотелось рисовать, любить...