Такое кино
Шрифт:
Разговор состоялся на другой день, когда она собиралась уезжать. Все утро, не вылезая из кровати, они пили кофе и смотрели фильм Жулавски, и Аня металась между необходимостью поговорить и нежеланием причинить ему боль. Тим был такой беспечный, такой веселый, такой родной...
И вот, фактически уже стоя на пороге, она спросила как бы между прочим:
– А почему ты мне никогда не звонишь, не приглашаешь сам?
Он смутился.
– Я звоню...
Аня рассердилась.
– Но ведь исчезни я из твоей жизни, ты же не будешь меня искать? Впереди Новый год, а ты ни слова, хочешь ли встретить его со мной!
Тим молчал нахмурившись.
– Я ничего не понимаю!
– продолжала Аня.
– Почему я бегаю за тобой, как шестнадцатилетняя девчонка, и никогда не знаю, увижу ли я тебя еще когда-нибудь. Я устала, пойми!
Тим слушал и внимательно разглядывал вешалку с куртками в прихожей. Как двоечник, которого прорабатывает учитель, подумалось Ане, и она еще больше рассердилась.
– Ну что ты молчишь, как нашкодивший пацан?
Она словно забыла, что перед ней взрослый тридцатисемилетний мужчина. Он все больше мрачнел.
– Тим, скажи же что-нибудь!
– отчаявшись, вскрикнула Аня.
– Я думаю, - негромко заговорил он, все так же избегая смотреть ей в глаза, - что нам не нужно больше встречаться.
Сердце Ани словно стиснули железной рукой. Она не могла дышать, только выдохнула:
– Почему?
– Ты сама все сказала. Я, наверное, не гожусь для тебя. Я старше, живу иначе, нам трудно вместе.
Этого она не ожидала. Что угодно, но не это.
– Что ж, - с трудом вдохнув недостающий воздух, она открыла дверь.
– Больше я тебя не побеспокою, прости...
Она ждала до последней секунды, что Тим остановит ее, скажет, что это шутка, зашедшая слишком далеко, не отпустит ее вот так. Нет, он не двинулся с места, когда защелкнулась дверь, и Аня шагнула к лифту. Пока она ждала, когда кабина поднимется на нужный этаж, ни шороха, ни движения за дверью не услышала. Будто его там и не было.
Она медленно брела до метро, все так же нечем было дышать. Железная рука стиснула все внутри и не отпускала. В метро ей удалось сесть, иначе, наверное, она бы упала. Приехав домой, свалилась на кровать и пролежала до вечера. Не вышла к маме, Женя даже подумала, что ее нет дома. И вот только сегодня она заплакала. Так было больно, несправедливо, горько, обидно! За что?
Почему Тим не сказал мне этих страшных слов тогда же, когда я впервые осталась у него? Почему ждал, пока я окончательно влюблюсь, прорасту, приручусь? Ответов на эти вопросы не бывает...
Ане пришлось рассказать Жене все с самого начала, всю историю ее короткой любви. Пока рассказывала, невольно ловила себя на том, что все переживает заново. Было больно, невыносимо больно, но не говорить о Тиме она не могла. Молчать еще нестерпимее.
Женя слушала, и страдание читалось на ее лице, будто боль дочери медленно проникала в ее организм и начинала мучить с той же силой. Она поняла, что нынешняя свобода нравов и кажущееся легкое отношение к любви не спасает от разочарований и одиночества. Они, нынешние дети, так растеряны, испуганы и одиноки!
Ах, если бы еще найти ответ на извечный вопрос: "Мой милый, что тебе я сделала?"
Женщины в новогоднюю ночь
Печальной получилась встреча Нового года. Мать и дочь делали вид, что им весело и плевать на всех мужчин планеты. Они приоделись, создали по мере сил праздничную обстановку: сделали два салатика, нарезали изысканных закусок, запекли мясо в фольге. На столик в гостиной выставили бутылки с шампанским и виски, в хрустальный графин налили морс. Зажгли свечи в красивых подсвечниках. Елочная веточка, стоявшая тут же, мерцала стеклянными шариками и снежинками из фольги.
– Как мы с тобой похожи!
– сказала Аня, подводя маму к зеркалу.
– Шикарные женщины: красивые, умные, молодые. Один недостаток: не очень счастливые.
Она включила телевизор, поискала ненавязчивую приятную музыку, налила в бокалы шампанского.
– Знаешь, - сказала Женя, - год на год не приходится. Сегодня так, завтра будет совсем по-другому. Жизнь, хотя и пролетает мгновенно, она все же длинная, и в ней столько всего бывает. Так что давай выпьем за перемены!
Пить не хотелось, но они мужественно осушили бокалы в жажде перемен.
– Давай погадаем на клипах, - предложила Женя.
У них была привычка шутливо гадать на чем угодно: на книгах, на радио, на телевизионных видеоклипах. Только уговор: смысл песни должен быть понятен.
Аня нашла музыкальный канал, где исполнялись без перерывов разные песни, сопровождаемые видеорядом, сделала погромче и загадала:
– На твою личную жизнь, на будущего избранника.
Однако одна за другой исполнялись иностранные песни или рэп, который тоже не брался ими в расчет из-за неразборчивости текста.
– А давай на радио!
– вдохновилась Женя.
– У меня там только по-русски поют.
Пока Аня приглушала телевизор, Мордвинова включила музыкальный центр, настроила на любимую радиоволну. Обе прислушались улыбаясь:
– "Чиж" поет, - догадалась Женя.
Аня приложила палец к губам: слушай. Из колонки неслось:
– "А он в деревне хрен растит на всю страну"...
Они так и прыснули.
– Подумать только, - хохотала Женя, - какой у меня избранник полезный! Хреном страну обеспечивает, а у нас такая страшная нехватка хрена...
Они хохотали как сумасшедшие.
– Теперь тебе, на следующую песню, - немного успокоившись, предложила Женя.
– Что бы ты хотела узнать?
Тут их прервал телефонный звонок. Это Светка в очередной раз пыталась уговорить Женю приехать. Обычно они сидели с Толиком вдвоем. Дочь жила с семьей за границей и лишь изредка приезжала на Новый год.
– Свет, мы же с Аней тут, - отбивалась Мордвинова.
– Вместе и приезжайте, - не отставала Светка.
– Поздно уже, не успеем. Да и зачем мы тебе, ты же с мужем?