Такой смешной Король! Повесть первая: Король
Шрифт:
— Это не ново, еще три тысячи лет назад в Египте были карточки на одежду и питание. Каждый египтянин имел папирус, где жрецы записывали, что ему причитается. А в Вавилоне в пятьсот тридцать пятом году до нашей эры, когда византийцы окружили город, каждого жителя измеряли и на дощечке обозначали его длину; кто был выше — получал больше. Подделка «документов» каралась смертью. В Афинах когда-то продовольственными карточками служили мраморные плиточки. Афинские матроны сопровождались служанками, которые несли плиты, и, говорят, в Греции мраморные плиты никогда не были столь ценимы; однажды бабы в очереди поссорились, ссора перешла в побоище, и тогда столько побили «продовольственных карточек» —
Алфред и Хелли между собой постоянно говорили о городе Журавлей, о том, как они там будут жить. Алфред договорился с Тайдеманом, и тот, ввиду сложности наступившего времени, непредсказуемости, сдал Алфреду помещения в трех домах, которые все удачно располагались на Закатной улице, вблизи друг от друга, если учесть, что Закатная улица не очень большая, едва наберется метров восемьсот. Пока Алфред в этих домах производил небольшой необходимый ремонт, Хелли и Король оставались на хуторе в деревне Звенинога. Было решено переселиться на следующий год, когда начнутся летние каникулы в школах, чтобы не причинять беспокойства Его Величеству в процессе его образования.
В это время началось почти добровольное переселение немецких подданных в великую Германию. Германский фюрер, как установил Король через звениноговских мужиков, призвал всех граждан немецкой национальности на родину, самолеты которой успешно уже бомбили польские города. И звениноговские граждане гадали теперь, на кого пойдет немец дальше.
Англичане и французы, говорили мужики, пришли к заключению, что немца можно остановить только силою. Но какой? Ведь и советские войска перешли польскую границу, чтобы защитить жизни украинцев и белорусов в Полоцке и Каменец-Подольске, и звениноговские мужики не в силах были объяснить происходящее поскольку между Советами и Польшей тоже существовал Пакт о ненападении. Теперь же выходило, что Советы помогали немцам против поляков, а те, конечно, выдержали. Еще бы! Такого никто не ожидал! [2]
2
Звениноговские мужики судили о большой политике в некотором смысле некомпетентно. — Ред.
Когда же фюрер позвал немцев домой, многие повели себя очень странно: одни немцы заявили, что они эстонцы, а другие же — эстонцы — что они немцы. Двадцать немцев, заключенных в тюрьму, захотели ехать на новую родину. На что, спрашивается, они там нужны? Семьдесят сумасшедших из Сеевалди тоже решили увезти. А они на что? Разве на фатерланде совсем перевелись психи и жулики? Заключенных свозили на пароход под конвоем, а некоторым еще сидеть да сидеть… Больше половины из этих «немцев» не знали и трёх немецких слов…
— Будут ли заключенные на «Бременхавене» (название парохода) свободно гулять или их закроют в трюме? — вот что интересовало одних звениноговских политических аналитиков.
— Это дело самих немцев, — определили другие.
Сумасшедшие будто бы не совсем охотно соглашались переселяться. «Хотим умереть в Эстонии», — заявляли они, а про зов фюрера и слушать не хотели, плакали, умоляли: «Мы здесь родились, жили и умереть хотим здесь». Они падали на землю и орали, что не нуждаются в новой родине.
Из домов престарелых люди также отказывались уезжать, даже отказывались от денежных пособий, лишь бы позволили остаться. Психи скоро успокоились, полагали, за счет успокоительных уколов. Арестантов привозили в порт в полицейском автофургоне, за исключением более именитых уголовников, которые прибывали в частных легковых автомобилях.
Некоторых
Однажды исполнилось давнишнее желание молодого Короля: его повезли наконец в город Журавлей, о котором он уже был наслышан. Это стало возможным благодаря тому, что единственно воскресный день был удобен Алфреду для перевозки в новую мастерскую ящиков со столярными инструментами.
Встали рано. В четыре часа утра во двор заехал Манчи на Серой, впряженной в знакомую телегу. Где же Вилка? Ее, оказывается, пришлось временно посадить на цепь. Погрузили три продолговатых ящика, на них и устроился Король. Алфред с Манчи пошли пешком. Когда они уставали, то садились сзади на ящик передохнуть. Когда Король подслушивал разговоры мужчин Звенинога, было интересно и познавательно. Когда же между собой говорили Манчи с Алфредом, ничего интересного для уха Короля не было — о делах деревни, о ее жителях, которых Король и не знал совсем, ведь он и родственников своих отсутствующих не знал и не имел о них никакого представления. От Звенинога до города Журавлей восемнадцать километров — два часа лошадиного хода, когда она триста метров шагает не спеша, затем, получив по заду прутом, двести трясется мелкой рысцой.
Немало времени отнимали у лошади проезжающие маленькие русские грузовички, которые ей не нравились, она их не признавала и привыкать к ним явно не хотела — шарахалась, словно молодая, в стороны, в глубокие канавы, так что при приближении машины Манчи останавливал Серую и держал за узду, отвлекал ее разговором про саареский клевер. Но так или иначе, а к часам восьми утра они въехали на возвышенность Тахула, от которой до города Журавлей оставалось километра четыре. С этого места город уже хорошо просматривался. И Король увидел выделяющиеся над общим фоном города две старинные башни старого замка в зеленом воротнике деревьев. Вскоре въехали в город, но журавлей нигде не было видно, на улицах тоже было мало; перед ними в город въехали другие повозки, громыхая железными ободками колес о булыжную мостовую.
Алфред и Манчи обратили внимание на повозку впереди.
— Это же наш барон с Брюкваозера, — сказал Манчи, — помещик, хозяин брюкваской усадьбы. Куда это они? Старик уже лет двадцать никуда из имения не выезжал.
Да, конечно, экипаж, на который указал Манчи, отличался от обычных повозок Островной земли — он не гремел, а катился мягко, его колеса были обтянуты резиной, и был он длинный да широкий, с мягким сиденьем, на котором восседал седой старик и кто-то помоложе рядом.
Короля ни старик, ни экипаж не занимали. Он с интересом разглядывал бронзовое изваяние солдата с саблей в руке, револьвером на поясе и флагом за спиной. Затем стал переживать за кошку, которая пыталась поймать голубя. Кошка нравилась Королю гибкостью и легкостью, когда прыгала, но голубь был тоже не дурак: вроде еле ковылял, но всегда успевал отлететь вовремя.
Впереди едущие повернули налево, и Манчи сказал Алфреду:
— Поедем посмотрим, интересно все же.
Алфред нахмурился, что означало: некогда ему пустяками заниматься, но тем не менее они поехали налево. Манчи и Алфред знали, а Король — нет, что едут они в порт, расположенный на маленьком полуострове, называющийся Ползучим. Король не знал также, что здесь происходила переправа немецких переселенцев на огромный пароход, стоявший на рейде за островом Абрука. Король не знал еще, что из себя представляет Абрука, но догадался, что здесь-то и жил повелитель ланьего народа, чью шкуру набили и выставили в музее.