Такой же предатель, как мы
Шрифт:
— Вот так мы работаем.
— А я думал, вы работаете с людьми.
— Нет, — резко возразил Люк. — И поэтому Гектор хочет, чтобы именно вы сообщили Диме новости. Он считает, лучше ему услышать это от вас, чем от меня. Я с ним совершенно согласен. Впрочем, не стоит оповещать нашего друга сию секунду. Завтра к вечеру, не раньше. Не нужно, чтобы Дима всю ночь бодрствовал в тяжких раздумьях. Поговорите с ним часов в шесть, чтобы он успел собраться.
Неужели он никогда не сдается, задумался Люк. Долго ли мне еще терпеть этот взгляд искоса?
— А если
— Не будем загадывать. Мы идем шаг за шагом. Только так и делаются подобные дела, увы. Никаких прямых линий… Мы не ученые. Мы люди действия.
Люк тотчас пожалел о последних, невольно вырвавшихся словах.
— Мне надо поговорить с Гектором.
— Он предупредил, что вы об этом попросите, и ждет вашего звонка.
Перри прошел по тропинке в лес, где обычно гулял с Димой. Дойдя до скамейки, он стер ладонью вечернюю росу, сел и подождал, пока в мыслях у него не прояснилось. В освещенных окнах он видел Гейл, детей и Наташу — они сидели в кружок на полу гостиной и играли в «Монополию». Перри услышал возмущенный вопль Кати и протестующие возгласы Алексея. Вытащив из кармана мобильный, он некоторое время рассматривал его в сумерках, прежде чем позвонить Гектору. Тот ответил немедленно.
— Хотите подслащенную пилюлю или суровую правду?
Прежний старина Гектор, который так нравился Перри. Тот самый, который отчитывал его в Блумсбери.
— Неприглядная правда будет в самый раз.
— Тогда слушайте. Если мы привезем сюда нашего общего друга, его выслушают и вынесут решение. Максимум, чего я смог добиться. Еще вчера они даже на это не соглашались.
— Они?
— Власти. А кто, блин, по-вашему? Если Дима не оправдает их надежд, то его швырнут обратно в болото.
— В какое болото?
— В Россию, надо полагать. Какая разница? Главное, мы-то с вами знаем — он не подведет. Как только они решат прибрать Диму к рукам, то через пару дней перевезут и весь этот бардак — жену, его детей, детей его приятеля, собачку, если она у него есть…
— Нет.
— Суть в том, что они в принципе приняли условия сделки.
— В принципе?
— Знаете что? Я все утро выслушивал занудство высокоученых пидорасов из Уайтхолла и не хочу повторения. Есть уговор. Как только наш общий друг покажет товар лицом, семейство последует за ним должным порядком. Так они обещали, и я вынужден им верить.
Перри закрыл глаза и глубоко вдохнул чистый горный воздух.
— И что должен сделать лично я?
— То же самое, что делали до сих пор. Возьмите грех на свою бессмертную душу ради высшего блага и умаслите нашего общего друга. Если вы признаетесь, что «это не точно», он никуда не поедет. А если скажете, что мы принимаем его условия безо всяких оговорок, однако воссоединиться с родными и близкими он сможет лишь после небольшой отсрочки, — он согласится. Ясно?
— Более или менее.
— Вы скажете ему правду, но избирательно. Стоит ему почуять, что мы играем нечестно, он тут же заартачится. С одной стороны, мы честные английские джентльмены, но с другой — вероломные сволочи аппаратчики. Вы слушаете или я вещаю в пустоту?
— Я слушаю.
— Тогда скажите, что я неправ. Что я его неверно оцениваю. Что есть план получше. Вы — или никто. Это ваш звездный час. Если он не поверит вам, то не поверит никому.
Перри и Гейл лежали в постели. Перевалило за полночь. Полусонная Гейл почти не откликалась.
— Его каким-то образом вытеснили из-за штурвала, — сказал Перри.
— Гектора?
— Такое у меня ощущение.
— Возможно, за штурвалом с самого начала стоял не он, — предположила Гейл. И, помолчав, спросила: — Ты уже решил?
— Нет.
— А по-моему, да. Отсутствие ответа — тоже ответ. И именно поэтому тебе не спится.
Вечер, без четверти шесть. Все по достоинству оценили сырное фондю, приготовленное Олли. Со стола уже убрали. Дима и Перри остались одни в столовой, лицом к лицу, под разноцветным металлическим канделябром. Люк тактично ушел прогуляться по деревне. Девочек Гейл усадила в который раз смотреть «Мэри Поппинс». Тамара удалилась в гостиную.
— Это все, что могут предложить аппаратчики, — сказал Перри. — Ты летишь в Лондон сегодня, семья следует за тобой через пару дней. Аппаратчики на этом настаивают. Они должны соблюдать правила. Правила для всех. Даже для тебя.
Он рубил короткие фразы, словно пристреливался, и наблюдал за Диминым лицом, ища признаков смягчения, понимания, хотя бы протеста — но оно оставалось непроницаемым.
— Они хотят, чтоб я ехал один?
— Не один. С тобой в Лондон полетит Дик. Как только все формальности будут завершены и правила соблюдены, мы все последуем за вами. Гейл присмотрит за Наташей… — добавил он, надеясь утешить Диму в самом главном вопросе.
— Моя Наташа больна?
— Господи, нет, конечно! Вовсе она не больна. Она молода. Красива. Темпераментна. Чиста. В чужой стране за ней нужно будет присматривать, только и всего.
— Точно, — энергично закивал лысой головой Дима. — Точно. Красивая. Как мать.
Потом вдруг резко дернул подбородком и опустил глаза, погружаясь в черный омут то ли тревоги, то ли воспоминаний, куда Перри доступа нет. Неужели Дима знает? Может быть, Тамара в приступе злобы, или нежности, или забывчивости рассказала ему? Может быть, Дима, вопреки ожиданиям Наташи, предпочел сберечь ее мучительную тайну, вместо того чтобы ринуться на поиски Макса? Перри ясно видел лишь одно: ярость и упрямство, которых он опасался, постепенно уступали место смирению заключенного перед лицом тюремного начальства, и это беспокоило Перри сильнее, чем самый бурный взрыв.
— Через пару дней, да? — повторил Дима, как будто речь шла о пожизненном сроке.
— Так они говорят.
— Так говорит Том? Пару дней?
— Да.
— Хороший мужик этот Том, а?
— Думаю, да.
— Дик тоже хороший. Чуть не убил того говнюка.
Они дружно помолчали, переваривая эту лестную характеристику.
— Гейл присмотрит за моей Тамарой?
— Обязательно. И мальчики ей помогут. И я тоже буду здесь. Мы позаботимся о твоей семье до переезда. А потом поможем вам устроиться в Англии.