Талиесин
Шрифт:
— Хорошо бы все было так, — отвечал нимало не убежденный Эйддон.
— Ладно, а ты скажи, кто эти твои друзья? Ноденс меня ослепи, если я хоть раз видел подобную красавицу. — Он подался вперед и ухмыльнулся: — Я бы на твоем месте не тревожился. Любой мало-мальски стоящий саксонский князь отвалит немало золота за такую кралю, а?
Эйддон резко выпрямился.
— Ты что, обиделся? — наивно спросил трибун.
— Из дружбы я не попомню тебе этих слов. Знал бы ты, кого приютил сегодня под своим кровом, не стал бы говорить таких глупостей.
— Просвети же меня, о Душа Премудрости
— Слышал когда-нибудь о барде Талиесине?
— А что, должен был слышать?
— Он безусловно величайший бард из всех ныне живущих. А Харита — его жена, как говорят, Ллионесская царевна, хотя сама она о себе молчит. Отец ее — король Аваллах из Инис Гутрина.
У трибуна расширились глаза.
— Надо же! О нем-то я слыхал. И как тебя занесло в такое высокое общество?
— Они жили у нас в Маридуне в прошлом году, а сейчас едут домой.
— Насчет поэтов и рассказчиков ничего не знаю, — проговорил Валенс, — но коли песнями можно пленить такую красотку, я велю раздобыть мне арфу и завтра же начну бренчать.
Эйддон рассмеялся.
— И распугаешь весь скот с окрестных холмов! — Он покачал головой. — Скажу тебе, никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь так пел. Одним своим словом он прогнал гнусного жреца и снял проклятие, много лет тяготевшее над нашим отцом.
— Как Алый Меч?
— Другой человек. Увидишь его — не узнаешь, а все Талиесин.
— Кудесник он, что ли?
— Я тебе расскажу про его чудеса, — серьезно сказал Эйддон. — Он в лицо попрекнул полный зал местных князьков, и ни один из них не тронул его пальцем.
— И впрямь диво, — сказал Валенс. — Как по-твоему, споет он для меня?
— Поздно, друг мой, а мы весь день провели в дороге. Я не стал бы его просить.
Однако, пока он говорил, в соседней комнате послышались первые звуки арфы. Эйддон с Валенсом встали и тихонько пошли туда. Талиесин сидел у огня, напротив него Харита кормила ребенка. Салах, младший брат Эйддона, лежал у ног певца, завернувшись в плащ, а Руна сидела на полу рядом с Харитой. Рабыня Валенса, молоденькая фракийка, которая вела этот дом, примостилась в уголке, и ее черные глаза поблескивали в свете очага. Талиесин поднял взгляд на вошедших. Они придвинули походные стулья и уселись поближе к огню.
Голос Талиесина наполнил комнату золотистым сиянием, словно редкий медвяный нектар из глубокого потаенного источника. Арфа в его руках стала орудием колдовства — челноком богов, ткущим изысканную красоту, не доступную человеческим взорам, но дивно звучащую в ушах. В ту ночь он пел о земле, которая когда-то ему привиделась, о царстве света и мира, стране вечного лета. Слова вызывали из небытия величественные образы, а звуки оживляли их в глазах слушателей.
Харита не раз слышала, как он рассказывает о своем видении, но сейчас он пел и впервые описал короля, который будет править в этом священном царстве: король этот будет отмечен не за силу и родовитость, но за любовь к справедливости и правде; король, рожденный служить правде и чести, смиренно вести свой народ и повелевать землей во имя Спасителя Бога.
Харите
«Сегодня рождается царство Лета, — думала она, — точно так же, как обрел плоть и родился мой сын. Они созданы друг для друга, они — одно».
Она взглянула на ребенка, сосавшего грудь.
— Слышишь, Мерлин? — спросила она. — Твоя судьба зовет тебя сквозь годы. Слушай, сынок. Сегодня отец твой песней изменил мир. Слушай и запоминай.
Они выехали на следующее утро и повернули на юг к заливу вдоль реки Аск. В ее устье теснились купеческие корабли и рыбачьи суденышки; с хозяином одного из них Эйддон договорился о перевозе.
— Надо подождать, — сказал он, вернувшись. — Нам годится только вон тот корабль, а они ждут груз из Каергвента. Когда они будут готовы к отплытию, кормчий за нами зайдет. Боюсь, это будет уже поздно вечером.
— Тогда давайте пока поедим, — предложил Талиесин, — и дадим отдых коням.
Они спешились, расстелили плащи на берегу перед деревянным причалом и сели ждать. Салах отъехал в поселок чуть выше по реке и вернулся со свежезажаренной уткой и вином в добавление к хлебу и сыру, которые они взяли с собой.
— Я учуял утку, — объяснил он, кинжалом кромсая птицу на куски, — и уговорил вдову ее продать. Та только обрадовалась.
— Молодец, Салах! — сказал Талиесин. — Хорошо иметь находчивого спутника. Езди со мной всегда!
Юноша покраснел и отвернулся, пряча робкую улыбку. Они поели и стали ждать дальше. Солнце поднялось выше, низкие тучи с моря серыми пальцами тянулись к земле. Вскоре они закрыли солнце. Холодный ветер наморщил речную гладь. Тут-то и появился кормчий.
— Если хотите с нами, давайте скорей, — крикнул он. — Мы отчаливаем.
Забрав вещи, они прошли по причалу к кораблю, низко осевшему в воде.
— Поднимайтесь, — крикнул владелец корабля, — пока ветер попутный!
Покуда лошадей привязывали к тросу посреди палубы, Харита отыскала себе и ребенку место под холщовым навесом на корме, сразу под надстройкой, на которой помещался кормчий. Она завернулась в подбитый мехом плащ и прижала к себе малыша. Руна устроилась рядом, закрыв их собой от ветра. Через несколько минут корабль отошел от пристани и двинулся вперед.
Не успели они отплыть от берега, как налетел ветер. Он принес с собой промозглый туман. Вскоре суденышко окутала сумеречная мгла. Влага каплями оседала на волосах и одежде, медленно просачиваясь внутрь. Хозяин корабля, поминая разом несколько десятков богов и одновременно на чем свет стоит костеря рулевого, бегал от одного борта к другому, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в сплошной завесе тумана.
Вымокли все основательно, однако до противоположного берега добрались без всяких приключений. Кораблик подошел к пристани у небольшого селения Абона на дороге к Аква Сулис. Путники предпочли бы высадиться южнее, но владелец объяснил, что это невозможно из-за близящегося отлива. Как только они сошли на берег, корабль повернул назад.