ТалисМальчик
Шрифт:
Когда после смерти бабушки связь с Бердянском оборвалась, и на Азовье ездить перестали, Денис ещё писал и даже звонил время от времени с работы отца, но как-то изошёл энтузиазмом и занялся обустройством личной жизни по месту проживания.
– А я всё время искал тебя в «Одноклассниках». А тебя нет. Думал, ну, не может такого быть, чтобы ты в какой-нибудь социальной сети не зарегистрировалась! Сейчас все через это проходят.
– А я под фамилией мужа была. Потом, когда решила разводиться, поменяла. А почему ты мне просто не позвонил и не написал на родительский
Вопрос этот хотелось задать тысячу раз: почему? Ну, ладно, он не мог знать адрес Алиной квартиры, но родители ведь место жительства не меняли, точнее, со временем папа приобрёл дом в Подмосковье, и много времени они с мамой проводили там, но городская квартира никуда ведь не делась.
– Ну… Как бы я позвонил? Я же не знал, как ты там. Может, у тебя уже куча детей и всё хорошо, а тут я со своей любовью неприкаянной. К тому же, если бы я на папу нарвался… «Одноклассники» показались удобнее. А у нас с тобой модные профессии – юрист и менеджер. Я и не думал, честно говоря, что ты менеджером станешь. Тебе бы пошло что-нибудь другое: модельный бизнес, визаж-макияж, дизайн одежды, языки на худой конец.
– А я тебя как раз юристом и видела. Есть в тебе что-то для этой работы. Вот, например, как ты сейчас тему разговора сменил.
– Ага, - хмыкнул Денис.
– Юрист до мозга костей. Как в том анекдоте: «Но вы же человек!» - «Едва ли. Я юрист».
– Постой. Эт-ты мне зачем рассказываешь? Чтобы я от тебя большой человечности не ожидала?
– Нет, что ты! К тебе это не относится. И никогда не будет относиться. Просто невозможно со всеми быть белым и пушистым. Только с избранными.
– А с остальными – чёрным и гладкошёрстным?
– Ага!
– рассмеялся юрист до мозга костей. – Нет, серьёзно. Я не думал, что у тебя будет такое образование. Считал, ты пойдёшь если не в дизайн, то на филологический, что-нибудь с языками связанное… Ты же немецкий с английским всё детство учила, да?
Учила. Точнее, один язык учила, другой мучила – не шёл. Но папа сказал: «надо», и Аля учила. Кажется, Марлен Дитрих считала, что единственное насилие над своим детством, которое дети простят родителям - это изучение иностранных языков. И Алевтина выучила. Дашка – нет, Аля – да. Хотя усилия, приложенные со стороны родителей и репетиторов, были одинаковыми. Правда, теперь, спустя годы, она бы подкорректировала педагогическое рвение взрослых: не стоит заставлять учить язык, который не нравится и «не идёт», ведь всегда можно найти те, что «пойдут».
– Нет, на языки и психологию меня папа не пустил, сказал, что это всё прикладное, а образование должно быть «настоящим», а не игрушечным. Ну, вот моё образование и сделало из меня босса. Сразу. В двадцать два года я уже была готовой начальницей. Хотя дома меня до сих пор психологом кличут.
Смешно, но всё было задумано всерьёз. И если бы не папин подарок в виде фирмы, бегала бы Алевтина где-нибудь после университета казачком на подхвате, пытаясь доказать, что она достойна быть начальницей.
Их всё время относило одной волной обратно в детство, туда, где у них всё было общим.
– А там, на скамейке у твоего подъезда, ножом вырезано «Алевтина». Ты видела?
Конечно, видела. И всякий раз, проходя мимо лавочки, ненароком бросала взгляд на неровные, но очень уверенные буквы. И огорчалась, если чья-то филейная часть закрывала надпись, которая была символом какого-то постоянства, эмоциональной верности, что ли. Алевтине обязательно нужно было отыскать своё вросшее в дерево имя и зацепиться за него взглядом.
И вспомнить.
И поверить.
И ждать чего-то.
Даже когда лавочку стали ретиво красить синей краской, щедро замазывая на деревянной доске трещины, зазубрины и царапины, «Алевтина» оставалась видна, правда, тускнела и мельчала с каждым годом. Сначала исчезла маленькая «а», потом утонули в краске и другие буквы, осталось только «Але»; но во дворе все знали, чьё имя запечатлено на лавке, и кто его выцарапал.
– А я себе Домовёнка завёл.
– В каком смысле?
– Комнату сдаю, а за это мне готовят и убирают. Воспитательница детского сада.
– Денис, ну, так бы и сказал: любовница. Что здесь такого?
– Нет! Хотя она там себе что-то напридумывала, но это её проблемы.
– И где ж ты её нашёл? На дискотеке?
– Нет. Знакомые попросили. Она из деревни сама, семьдесят километров от Бердянска, а жить негде. Зарплаты снимать не хватает, а мне так удобно: в квартире чисто, в холодильнике – еда.
– И сколько лет твоему Домовёнку?
– Лет двадцать два или три. Где-то так.
Ясно. Не хочет называть домовят своими именами. Ну, ладно. Почему-то наличие конкурентки Алевтину совсем не настораживало. Она привыкла, что там, в Бердянске, у неё соперниц в принципе быть не может. На данном этапе надо только посмотреть, как Дэн разберётся с этой ситуацией.
Теперь всё – прошлое, настоящее и будущее – принадлежало им, и они обсуждали каждую мелочь, о которой когда-либо хотелось поговорить, да не пришлось.
– Сегодня на турничок зашёл – форму надо восстанавливать, а то обленился совсем.
Накануне, разговаривая с Алевтиной, Денис заметил, что у него на животе складка наметилась, поэтому срочным образом задействовался турник.
– Представляешь, приходит мужик в камуфляже и начинает подъёмы переворотом делать. А там на лавочке пацанва местная водочку пьёт, курит, музычку на телефоне слушает. Так они затихли и смотрят на меня. Ну, я минут десять позанимался для начала, несколько подходов сделал. Уходя, оглянулся, смотрю, а они друг друга на турник подсаживают.
– Вот видишь, как ты на молодёжь хорошо влияешь! Может, они ещё и пить бросят.
Бросили. Ненадолго. На следующий день у них водки уже не было, только пиво. И когда Денис подошёл заниматься, шпанята спросили, долго ли он будет турник занимать, а то он им тоже нужен. Ещё через день исчезло пиво. А через неделю снова появилось пиво, а за ним водка, и турник им уже без надобности. Права Госпожа Психология: если изменение начинается извне, а не изнутри, оно только поверхность затрагивает, и надолго его не хватает. Мудрая она всё-таки Дама.