Талисман Белой Волчицы
Шрифт:
Глава 28
Камлание проводили в юрте Ермака-Иринека. Он сам освежевал белого барана, предназначенного в жертву духам.
В кипящий над очагом котел опустили сердце, легкие, печень и почки. Туда же отправили переднюю часть барана, нарезав мясо крупными кусками. Заднюю, лучшую часть, как пояснил шепотом Егор, отдадут шаману после камлания.
Покончив с бараном, охотник уселся на кошму рядом с Адонай и принялся нанизывать баранье сало на березовые палочки. Его молодая жена, несмотря на выпирающий из-под платья живот, двигалась проворно, успевая делать множество дел
Она накрыла шкуру барана белой скатертью и поставила на нее большую чашку с кислым сыром, чайник с аракой и кастрюлю с кипяченым молоком. Сварившееся мясо выложила в деревянное корытце и тоже выставила его на скатерть, оставив открытым. Горячий ароматный пар должен был понравиться духам, так же как и вид вкусных угощений, на которые расщедрилась молодая хозяйка.
Наконец в юрте появился шаман, крепкий с виду старик в высокой шапке из белой мерлушки, увенчанной клювом и перьями священных птиц — орла и филина. Верхняя часть шапки была откинута назад и унизана многочисленными раковинами. Края же обшиты тесьмой так густо, что она почти закрывала лицо шамана. А короткую, до колен, и тоже белую шубу обильно украшали серебряные и бронзовые колокольчики, бубенчики и плоские фигурки, похожие на птиц и зверей.
Егор снова пояснил, что это духи шамана, его верные слуги и помощники при камлании. Низ шубы, ее рукава и плечи были расшиты разноцветными — красными, синими, белыми — ленточками. Алексей попытался вспомнить, как их называл учитель. Кажется, челомы? Спросил у Егора, и тот подтвердил, да, правильно вспомнил. Действительно, челомы.
Шаман медленно и важно прошелся по юрте взад-вперед и, как полководец, который осматривает поле будущего сражения, обвел ее взглядом. За плечами у него топорщились крылья какой-то большой птицы, похоже, степного орлана.
Да и сам он своим видом смахивал на птицу. Вероятно, так было проще проникать в другие миры…
— Егор, — прошептал Алексей и потянул урядника за рукав, привлекая его внимание, — глянь-ка! — и кивнул на веревку, протянутую через всю юрту. На ней еще до прихода шамана одна из старух вывесила с обеих сторон от очага по девять разноцветных рубах. — А это зачем?
— Это одежда для душ умерших шаманов. Без их помощи шаман не сможет путешествовать за девять озер и девять горных хребтов, где живет их дух гор, кажись, Хубай-хан, если я не запамятовал.
— Смотрю, ты в языческих обрядах лучше академиков разбираешься, — усмехнулся Алексей.
— Будешь тут разбираться, — вздохнул Егор. — Служба такая во всем разбираться. — И предупредил:
— Только не потешайтесь, Алексей Дмитрич. Кому-то их обычаи дикими могут показаться. Но они эти дела на полном сурьезе принимают. И если обидятся… — Он вздохнул — Вы уедете, а мне с ними жить надо в мире и в понимании.
Смотрите, вон Таной, — кивнул он на шамана, — старик как старик, правда, скот хорошо лечит, да и людям то грыжу вправит, то сустав выбитый на место поставит. Его со всей округи приглашают шаманить, иногда из соседних улусов даже приезжают. Я его как-то спросил, помнит ли он, где его душа летала, что он говорил,
«Нет, — говорит, — не помню! Душа шамана к духам в верхний мир ушла, а моя душа ко мне вернулась. И в дороге они не встретились!»
Алексей поднял голову. В небе, четко очерченном краями дымового отверстия, дрожало и перемигивалось в потоках теплого воздуха созвездие Малой Медведицы. Звезда Читиген заглядывала в юрту и, казалось, тоже ждала начала обряда, как и все собравшиеся в юрте мужчины и женщины рода Кирбижековых.
В это время шаман, бормоча заклинания, зачерпнул в деревянный ковш молока и направился к выходу из юрты. Там его дожидался молодой бычок, которого шаман облил с головы до хвоста молоком, поставил ковш у задних ног, а на рога и хвост повязал две челомы — синюю и белую.
Теперь уже от имени освященного им быка шаман первым делом одарил духа огня, расставив вокруг очага семь перевязанных челомами палочек с бараньим салом. Затем прошелся вокруг них по ходу солнца, размахивая корчажкой с чадящим чабрецом, оставил ее возле огня, а сам налил в деревянную чашку араку и принялся задабривать уже всех духов подряд. Мелькая ложкой, он расплескивал водку слева направо по углам юрты, кропил ею стены и потолок, досталось от его щедрот и огню. Перемещаясь с востока на юг, запад и север, шаман успевал произносить речитативом какие-то слова, как оказалось, поминал все реки, речки и озера, горы и горки, урочища и долины, издревле принадлежавшие роду Кирбижековых, даже если они были когда-то им утеряны.
Вскоре чашка опустела. Держа ее на левой ладони, шаман повернулся лицом к востоку и медленно вытянул руку вперед. И вдруг чашка — Алексей едва поверил своим глазам — плавно снялась с руки старика, по-птичьи взметнулась под купол юрты и поплыла, полетела, совершая круг за кругом. И Алексею показалось, что она вот-вот вспорхнет еще выше и умчится к своей небесной подружке — Читиген.
Но чашка подбитой уткой свалилась к ногам шамана.
— Ну, слава богу, — прошептал рядом Егор, — не перевернулась. Значит, к добру! — И, заметив, что Алексей опять ждет объяснений, торопливо прошептал:
— Если чашка перевернется вверх дном, значит, духи не приняли жертву и надо их по новой умасливать. — И, улыбнувшись, добавил:
— Посчитали, сколько чашка кругов сделала?
Алексей пожал плечами. Откуда ему было знать, что это тоже имеет значение.
— А я посчитал, — расплылся в улыбке Егор, — через Пятнадцать деньков Адонай родит. Того гляди, Алексей Дмитрич, в крестные к дитяте пойдете, конечно, если до того со всеми делами расправимся. — И он быстро перекрестил ся, посчитав, видимо, что на последствиях камлания это никак не отразится.
А шаман в это время уселся на черную кошму, взял в левую руку бубен, а в правую колотушку из рога марала.
Мерно ударяя колотушкой по бубну, отчего тот звучал то тише, то громче, шаман втягивал в себя воздух и что-то при этом выкрикивал. И к величайшему своему изумлению, Алексей заметил, как исчезают, словно тают в воздухе, одна за другой рубахи, вместилища душ прежних шаманов. Он потряс головой, чтобы понять, что это ему не снится, но рубах на веревке от этого не прибавилось, а окружавшие его люди не обратили на их исчезновение ровно никакого внимания.