Талисман Белой Волчицы

Мельникова Ирина Александровна

Вероятно, привыкли и не к таким чудесам.

Сидевший рядом с ним Егор, сложив руки на колеях и прикрыв глаза, раскачивался в такт мерным ударам бубна, но Алексей решил не поддаваться колдовским чарам и просмотреть весь обряд до конца. Он мужественно сопротивлялся желанию закрыть глаза и тоже отдаться весьма приятному чувству отстранения от всего сущего, сравнимого разве что с купанием в теплой воде. Звуки обволакивали, завораживали, казалось, еще мгновение — и ты, невесомый, почти как тополиный пух, как зонтик одуванчика, воспаришь вдруг ввысь, в немыслимые дали, куда вслед за дымком благовоний устремляются и исчезают звуки бубна и шаманских песнопений.

А

шаман продолжал камлание. Он то вскакивал на ноги, то опять усаживался на кошму. Голос его то возвышался и звучал резко и пронзительно, напоминая клекот беркута, то опускался низко-низко, и в нем слышались грозный рык медведя и рычание барса. А то вдруг его душа воплощалась в коня, и он принимался скакать возле огня, высоко взметая колени, и, словно кнутом, охаживал себя колотушкой, издавая ржание, на которое откликались кобылицы в загоне.

И тут же бубен превращался в лодку, а колотушка в весло…

И шаман греб ею, казалось, изо всех сил, будто спасался от настигающей его неминучей беды. Он оглядывался по сторонам, вжимал голову в плечи от ужаса, а то вдруг выкрикивал что-то угрожающе и пронзал невидимого врага колотушкой, как копьем. И голос его при этом звучал то горделиво и даже чуть хвастливо, как у человека, сладившего с опасным врагом, а то едва слышно, как у смертельно уставшего путника.

Нет, не легким было это путешествие в мир духов! И не зря пот обильно струился по лбу и щекам шамана. И даже нависшая на лицо тесьма не скрывала его провалившиеся глаза и залегшие под ними морщины.

Наконец шаман опустился на колени возле Адонай, достал из кармана шубы обрывок веревки и клок овчины и принялся плевать на них, теребить, потом даже вскочил на ноги и начал топтать их, всякий раз что-то приговаривая, и, судя по интонации, в выражениях не слишком стеснялся.

Ермак в это время бросал поочередно палочки с салом в огонь, а Адонай низко кланялась каждому его сполоху.

— Так они болячки всякие прогоняют, чтобы дите здоровым на свет объявилось, да и сама Адонай чтоб не маялась при родах, — пояснил Егор. Он еще не до конца пришел в себя и смотрел на мир слегка осоловевшим, будто после долгого сна, взглядом.

Шаман вновь ударил в бубен и вдруг, дико вскрикнув, отбросил его в сторону и схватился за живот. Алексей вытаращил глаза, хотя чему было удивляться? Сегодня он насмотрелся и не таких чудес! Прямо на глазах из-под шубы шамана выпер живот, даже больший, чем у Адонай. Он упал на кошму и принялся изгибаться и истошно кричать, будто и впрямь собирался вот-вот родить ребенка. Так он бился в судорогах и голосил минут пять, пока из-под подола вдруг не выкатился ослепительный шар и тут же исчез в очаге, оставив после себя сгусток дыма, похожий на детскую фигурку.

Шаман сел и выдохнул из себя воздух. И в этот момент Алексей увидел, что все восемнадцать рубах совершенно непонятным образом вновь оказались на своих местах. А шаман спокойно произнес несколько слов на родном языке.

Егор хлопнул ладонью по колену и с восторгом посмотрел на Алексея.

— Точно я сказал, Алексей Дмитрич! Через пятнадцать деньков следует ждать Ермашке пацана. Роды трудные будут, но Адонай — баба молодая, справится!

Шаман снова что-то выкрикнул, возможно, чтобы прекратить восторженные возгласы и поздравления, которые обрушились на хозяина юрты. Все вмиг замолчали и почему-то испуганно уставились в сторону гостей. А Ермашка перебрался на кошму к Алексею и серьезно посмотрел на него:

— Шаман сказал, что желтоволосого батыра ждет в гости Эрлик-хан — правитель нижнего, мертвого мира. Он должен еще камлать, чтобы понять

твою судьбу.

— Что ты несешь? — рассердился Егор. — Какой еще, к дьяволу, Эрлик-хан? И при чем тут Алексей Дмитрич?

— Шаман не врет. Сказал — камлать надо, значит, надо! — произнес упрямо охотник. — Эрлик-хан шутить не любит…

— Что я должен делать? — Алексей улыбнулся, хотя неприятный холодок поднялся по позвоночнику и затерялся где-то на уровне шеи. Чудеса чудесами, но даже знаменитый маг Иоганн Коцман, с которым он встречался в Киеве и в Вильно во время своих блужданий с цирком шапито, не смог бы вернуть в мгновение ока из небытия почти два десятка рубах, а чашки летали из его рук только на пол. В состоянии подпития маг становился поразительно неуклюжим и косоруким.

А шаман тем временем готовился к новому камланию.

Выпил воды, принял трубку от сеока, затянулся во всю силу легких и медленно выпустил дым через ноздри. Взял бубен и подержал его над огнем, чтобы тот набрался силы от могущественного духа огня. Женщины, боязливо оглядываясь, торопливо покинули юрту, а мужчины расселись вокруг очага, молча наблюдая за шаманом, и лишь изредка бросали короткие взгляды на Алексея и столь же быстро отводили глаза.

Таной тем временем высвободил из-под шапки и распустил по плечам длинные космы седых волос и, шепча заклинания, принялся намазывать щеки золой. Глаза его блестели.

Откинув с лица тесьму, он вытащил из-за пазухи кожаный кисет. Достал из него щепоть какого-то бурого вещества и бросил в огонь. Из очага повалил в небо густой сладковатый дым.

Шаман опустился на колени и вновь взял в руки бубен.

Закрыв глаза, он ударил в него колотушкой. И, стиснув зубы, повел вдруг звук, забирая все выше и выше, завершив его всхлипом и речитативом непонятных заклинаний. Он повторил это несколько раз, причем с каждым разом все убыстряя и убыстряя темп. Рот его исказился, в уголках губ показалась пена. Бубен в его руках то грозно рокотал, то стонал и плакал, как женщина. А шаман вскочил на ноги и, опустив бубен почти до земли, закричал внезапно чайкой, потом филином. Прислушался, подпрыгнул на месте, отметив прыжок быстрым дробным стукотком колотушки по ободу бубна.

Затем приставил ладонь к уху, прислушался снова и вдруг завизжал росомахой, затрубил сохатым… И до того искусно подражал животным, что Алексей невольно поежился и оглянулся на темный лес, который совсем близко подступал к юрте. Нервное возбуждение завладело им до такой степени, что он едва сдерживался, чтобы не вскочить на ноги. Но Ермак держал его за руку, и в некоторые моменты даже излишне крепко. А шаман уже нежно курлыкал журавлем, а то вдруг заплакал одиноким лебедем…

— Закрой глаза! — приказал ему Ермашка, но Алексей и сам почувствовал, как налились свинцовой тяжестью веки, а его самого словно подняло на гребень волны и понесло, раскачивая, за горизонт, где вспыхнул и погас зеленый солнечный луч — предвестник удачи. Он вскинул голову, пытаясь избавиться от наваждения, и вдруг услышал далекий переливчатый звон, который, казалось, лился с небес. Звон приближался, и наконец он понял, что это такое. С горы прямо на него мчалась лихая тройка. Огромные кони, сквозь них почему-то просвечивали звезды, неслись, не разбирая дороги. Пристяжные, изогнув шеи дугой, дико косили глазами и храпели, коренник яростно грыз удила, и пена летела с его губ на землю. Гривы и хвосты их развевались и сливались с густым туманом, повисшим над степным ковылем и полынью. Копыта не касались земли. И лишь глаза горели в темноте да сбруя блестела червонным золотом в слабом свете молодой луны.