Талисман цесаревича
Шрифт:
И вскоре природа стала мстить людям за жадность и надругательство над собой: чредой пошли жаркие года с суховеями. Что такое суховей? Суховей это свирепо жаркий южный ветер, выжигающий листву на деревьях, траву в степи и посадки на полях. Суховей высушивает почву, подхватывает её жадными горстями и уносит стеной чёрных от земли до неба туч. После суховея на полях не остаётся ничего, и деревни превращаются в могильники — сладковатым трупным запахом тянет от человеческих поселений. Страшный это период в истории крестьянской России. Страшный и неизвестный. Не учат этому в школе.
За короткий, по историческим меркам, период, какие-то полвека, слой чернозёма уменьшился с метра-полутора
Только лишь после Великой Отечественной войны, уже у Советской власти достало сил и средств для борьбы с опустыниванием, с суховеями — в тысяча девятьсот сорок девятом году началась высадка лесополос по всему Черноземью от Карпат до Алтая. Были высажены сотни миллионов саженцев, колоссальными усилиями созданы тысячи километров лесополос. Как по мановению волшебной палочки прекратились суховеи, перестали возникать вихри и смерчи чудовищной разрушительной силы. Советская власть, следующим шагом благоустройства природы собиралась восстановить речную сеть, убитую в девятнадцатом веке. Но со смертью Сталина к власти пришли тупые и недальновидные тайные антисоветчики, и все работы по улучшению окружающей среды были прекращены, благо хоть лесополосы вырубать не наладились.
Вот такие невесёлые мысли крутились в моей голове, когда я шагал в строю и когда отдыхал на биваке.
Сразу возникли мысли о том, что мне необходимо стать прогрессором. Однако, что я смогу сделать, если серьёзно? Если серьёзно, то совершенно ничего. Деньги у меня теперь есть, и даже большие по меркам этого времени деньги, но их явно недостаточно для организации сколько-нибудь серьёзного производства. Это первое. Во-вторых, я нахожусь на военной службе, и у меня практически нет свободного времени. И наконец, заниматься промышленным производством в нынешней России могут только дворяне и купцы, а я-то из крепостных, если судить по бумагам. Официально я из дворовых, то есть крепостной, и никаких прав у меня до того как забрили в рекрутчину, не было, а у солдата их тем более нет. Несмотря на симпатию ко мне благородного сословия Обоянского уезда, шансов законно унаследовать дворянство и поместье ровно пятьдесят на пятьдесят. Если проще — может получиться, а может и нет. Собственно говоря, дворянство симпатизирует мне исходя из житейских соображений — парень я вроде бы не вредный, в разврате или буйстве не замечен, дружен со многими их отпрысками. Опять же, внебрачная связь дело житейское, а вот то что у моего отца в законном браке не оказалось дитя, конечно горе. Мой «отец» был в своём праве желая сделать меня наследником, любой из них сделал бы то же самое, поэтому поведение неожиданного и наглого наследника возмутило местное сообщество. Как мне успели сказать, мой конкурент уже довёл до полного разорения собственное имение в Орловской губернии, теперь же собирался промотать и это. Ну и опаска: а вдруг и на их имения появятся наглые претенденты, тогда и их кровиночки могут оказаться в моём положении.
Сегодня, когда отряд пересекал широкий разнотравный степной язык между островами дубового леса, на нас удачно выскочило стадо оленей. Унтер не растерялся и метким выстрелом из своего ружья уложил матерого самца. Остальные олени мгновенно развернулись и бросились под защиту леса, но их не преследовали — достаточно и этой туши.
Умельцы из числа рекрутов немедля ободрали и выпотрошили оленя, скинув потроха в тут же выкопанную ямку, а мясо завернули в шкуру и потащили до бивака, до которого оставалось идти больше часа.
Во время движения я собственно и познакомился с унтером, до того всё недоставало времени, так как мы оба были постоянно заняты предотъездными хлопотами. Здесь время образовалось. На ходу как следует не поговоришь, при спорой ходьбе запросто можно сбить дыхание, а вот на биваках поговорить довелось.
Я привычно раздавал указания своим подчинённым, когда мимо прошел унтер, кивнув на ходу:
— Разберёшься с молодняком, подходи к моему костру.
Так я и поступил. Спустя десять минут, подойдя к костру унтера чётко доложил:
— Господин унтер-офицер, рекрут Булгаков по вашему приказанию прибыл.
— Молодец, рекрут! — улыбнулся унтер и кивнул на свернутую попону — Садись, знакомиться будем. Для начала скажи, кто таков, да почему тебя в рекрутчину провожало всё уездное начальство? Никого не опасайся, лишние уши отправлены куда подальше.
— Зовут меня Юрий Булгаков, я сын дворянина и помещика, отставного ротмистра Сергея Юрьевича Булгакова. Батюшка не успел признать меня должным образом…
Я примолк, не зная как сформулировать дальнейшую речь, но унтер помог:
— Насколько понимаю, ты желаешь выслужить дворянство, а благородное собрание уезда тому не противится?
— Так точно. Разрешите узнать, как к вам обращаться?
— Не тянись. На людях будешь обращаться по чину и фамилии: унтер Пошибов, а наедине можешь звать Иваном Ивановичем. Да. История твоя понятна наскрозь, бывали у меня таковые солдаты. Один только своего не добился, но не по своей вине: умер от горячки. А ты от горячки спас нашего поручика, за что тебе душевная признательность нашего солдатского обчества. Его благородие господин поручик распрекрасный офицер и человек душевный, нам он как родной отец.
— Господин унтер-офицер, дозвольте вопрос.
— Спрашивай. Я же сказал, можешь запросто.
— Мне как-то непонятно: вы прибыли получать пополнение, но слишком малыми, на мой взгляд, силами. Набрали полторы сотни рекрутов, а командовать ими должен только один офицер и один унтер. Несуразица какая-то, уж извините.
— Оно конечно, получилось несуразно, это верно. Скажу честно: хотя у господина поручика наряд на пополнение в полтораста душ, рассчитывали мы меньше чем на сотню, да и то это много. Такое нынче положение дел, что здоровых, умных и тверезых не дают. Годных мужиков скрывают любыми путями, а подсовывают сущую дрянь. Обычно дают хорошо если половину, а из полученных большая половина была бы порченной — больные, хилые, склонные к пьянству, буйству и к побегу, а то и к разбою. При обычном положении дел они бы у нас ещё в Обояни зачали бы дохнуть, это обычное дело, а довели бы ещё меньше.
— Но на этот раз вам дали отборных рекрут?
— Точно так. И дали их нам благодаря тебе. О том и господину поручику и мне сказывали все уездные начальники. Видимо твой батюшка имел большой вес, да и ты многим симпатичен. И припасами нас снабдили самого высшего сорту, грех жаловаться.
— Тяжело управлять таким пополнением?
— Непросто, да. Но мы вышли из положения: все наши солдаты получили чин временного капрала и командуют отделениями, да и ты, как я посмотрю, недурственно командуешь своим.
— Благодарю, господин унтер-офицер.
— Я хочу сказать о тебе: ежели продолжишь в том же духе, я о тебе особливо доложусь господину майору, нашему командиру баталиона. Он самолично дал указание высматривать дельных людей. Господин поручик, наверное, доложит о том же, но два доклада лучше одного.
— Несомненно. Слышал, что к молодым солдатам прикрепляют дядьку для обучения тонкостям службы.
— Это верно. Как придём на место, так над каждым и поставят пестуна. Но с тобой я намерен заниматься лично.