Талисман из Ла Виллетт
Шрифт:
Виктор переходил от одной группы посетителей к другой, чтобы послушать разные мнения. Он остановился рядом с картиной, на которой были изображены женщины за столом в кабачке.
— Боже, какая вульгарность! А цвета… Чудовищно!
Виктор заметил графиню де Салиньяк с племянником, Бони де Пон-Жубером. Он предполагал, что их все в этой картине шокирует. Они не чувствовали скрытой мощи произведения и не понимали, что именно вульгарность определяет силу ее воздействия.
— О, снова этот человек. Наглец! Получить развод и красоваться на
— О ком вы говорите? — шепнула Хельга Беккер.
— Об Анатоле Франсе, романисте. В прошлом году [66] он расстался с женой — она устала терпеть его связь с Леонтиной де Кайаве. Суд, естественно, принял ее сторону! Теперь романист живет на Вилле Саид, что на улице Перголезе, но бывает там только по утрам. Во второй половине дня он творит на авеню Ош, у любовницы, она устроила ему кабинет на третьем этаже своего особняка. Потом они вместе обедают.
— А что же ее муж?
66
2 августа 1893 г.
— Господин Альбер Арман де Кайаве? Он делит с ними хлеб! Этот гасконец — философ, он так хорошо уживается с соперником, что ему дали прозвище «администратор французского сожительства»!
Виктора возмутил подслушанный разговор — он был почитателем автора «Харчевни королевы Педок» [67] — и счел нужным вмешаться:
— Супруги Кайаве давно подали бы на развод, если бы не боялись испортить карьеру своему сыну Гастону.
Защитив Анатоля Франса, Виктор пошел встречать Кэндзи и Джину.
67
Роман вышел в 1893 г.
— Меня не удивляет, что мсье Легри взял на себя роль адвоката дьявола, его образ жизни ни для кого не тайна! А его компаньон-японец установил у себя в квартире ванну, это возмутительно!
— Ну почему же, в ванне всего лишь моются, — не согласилась Рафаэль де Гувелин.
— О да, но при этом снимают всю одежду, — отрезала графиня.
Анатоль Франс придвинул свое ассиметричное лицо с лукавыми глазами поближе к холсту, на котором был изображен эквилибрист на проволоке над оживленной улицей, и подкрутил седой ус.
— Очень тонко подмечено, вы писали с натуры?
— Только фон. Сюжет взят вот с этой фотографии, — доверительным тоном сообщила Таша.
— Великолепно. Я покупаю обе, — объявил писатель и отправился поприветствовать Таде Натансона.
Порозовевшая от удовольствия Таша поспешила сообщить эту новость Виктору, который только что подслушал разговор, из которого узнал, что в январе Лотрек вынужден был переехать с улицы Фонтен на улицу Коленкур.
«Вот и прекрасно! Будешь реже докучать Таша», — подумал он.
— Куда подевался мой сын? — воскликнула Эфросинья.
— Отправился к клиенту. Он просил сказать, чтобы вы возвращались домой с мадам Баллю.
— Мог бы со мной попрощаться! — буркнула мать Жозефа.
Виктор вполне одобрял инициативу зятя и охотно составил бы ему компанию, но не мог оставить Таша. К нему подошел Морис Ломье.
— Блестящая идея, Легри, — повесить фотографии рядом с художественными полотнами, они демонстрируют, как художник творчески преображает реальность.
— Я счастлив помочь Таша, — сухо ответил Виктор.
— Бросьте, Легри, я ценю ваши работы, вы явно растете.
— Рад, что угодил вам.
— А ваше рассле…
К ним подошла Таша, и Ломье не договорил. Он порывисто обнял ее, заслужив в ответ ироническую улыбку.
— Прелестная коллега, я как раз объяснял твоему мужу, что Лотрек и Боннар высоко оценивают твои работы.
— Замолчи, коварный искуситель, пока я не утонула в потоке твоих комплиментов.
Стоявшая неподалеку графиня де Салиньяк чуть не задохнулась от изумления. Матильда де Флавиньоль тоже была потрясена.
— Ее муж? Ее муж? — повторяла она. — Значит, они женаты?
— В церкви эти нечестивцы точно не венчались! — прошипела графиня, нервно обмахиваясь веером.
— И все же, согласитесь, Олимп, они красивая пара.
— Если бы не моя любовь к чтению и не изысканная учтивость мсье Мори, я бы бойкотировала эту книжную лавку. Мы уходим, Бони.
Она так стремительно направилась к выходу, что едва не столкнулась с Таша и Джиной.
— Тебе действительно нравится, мама?
— Очень нравится, детка. Поразительно, как много тебе удалось сделать за эти шесть лет, какие мастерство и зрелость ты обрела…
— Нужно было затянуть стены тканью нейтрального цвета, эти ужасные лиловые драпировки убивают контрасты. И штору с цветочным узором, наверное, нужно снять?
Вопрос Таша был адресован Кэндзи, который стоял перед портретом обнаженной натуры, восхищаясь красотой сильного юного тела. Они с Джиной переглянулись, улыбнулись и едва сумели сдержать смех: объяснить Таша, что их так развеселило, было бы непросто.
«Я заразилась скоротечной штороманией. Хорошо еще, что Кэндзи все-таки не решился показать мне японские эстампы!» — подумала Джина и закашлялась.
— Что тут смешного? — с недоумением спросила Таша и, не получив ответа, отошла. Недовольный женский голос у нее за спиной произнес:
— Хорошо бы твой друг Легри оказался на высоте, я на него рассчитываю, так что пусть пошевеливается, потому что Лулу уже похоронили в общей могиле — и легавым на нее плевать!
— Съешь пирожное, моя козочка, — предложил в ответ на эту тираду мужчина.
Таша обернулась и успела увидеть, как Морис Ломье с такой поспешностью сунул бисквит в рот Мими, что та едва не подавилась. Он попытался увести подругу, но она увернулась и схватила Виктора за руку.