Таллиннский переход
Шрифт:
Во вновь развернутой операционной Богаченко продолжал оперировать раненых. Двое поддерживали его, двое — раненого, двое — ассистировали. Кто-то вошедший рассказал, что погиб «Энгельс», танкер, «Даугава» и еще какой-то пароход. Богаченко взглянул на часы. Семь часов вечера. Это значит, что он уже 15 часов не отходил от операционного стола. Перед ним положили нового раненого. Медсестра прочла карточку: Медведев Никанор Васильевич, 1922-го года рождения, проникающее ранение в грудь, задето легкое, контузия живота, левая нога перебита в голени. Ранен 18 августа, поступил в госпиталь 24 августа.
Кто-то бежал по коридору, крича: «Налёт! Налёт!» «Бомбить сейчас будут, товарищ военврач», —
Палуба под ногами задрожала, судно заходило ходуном, стон людей слился с жалобным стоном бортов и переборок. Мигнуло освещение. Рука Богаченко со скальпелем застыла в воздухе. В следующий момент страшный удар сбил с ног и его, и державших его матросов. Раненого сбросило с операционного стола. Теплоход резко повалился на левый борт. Прооперированные, ужасающе молча, покатились и сползли к левому борту. Свет погас. Послышался звон разбиваемого стекла, крики. Кто-то упал на Богаченко, он стукнулся обо что-то головой и потерял сознание.
Придя в себя, он почувствовал, что теплоход выпрямляется и тут же ложится на правый борт. Вскочив на ноги и ступая в темноте по чьим-то телам, хирург выскочил в коридор. В синем свете блеклых ламп аварийного освещения, похожие на призраков из самых страшных фантасмагорий Уолесса, по коридору, извиваясь, ползали раненые. Считая, что судно гибнет, они смяли санитаров и бросились в коридор, надеясь добраться до верхней палубы. Тщетно санитары пытались остановить их. Паника передалась медперсоналу. Все пытались добраться до трапов, ведущих наверх. Отчаянные крики, тяжелый мат, звон, скрежет металла — все слилось для Богаченко в единый вой. Теплоход снова подбросило. Палуба вновь ушла из-под ног хирурга. Он упал, ударился о переборку и снова потерял сознание...
Приходя в себя, Богаченко почувствовал, как чьи-то руки поднимают его с палубы. Где-то вдалеке, как ему показалось, слышался голос Лещева: «Кислород! Всем тяжелораненым кислород! Навести порядок! Мертвых на верхнюю палубу!» Зажегся свет. В операционной царили хаос и разгром. Живые и мертвые лежали вперемежку друг на друге. Откуда-то лилась вода. Теплоход еще тяжело раскачивался, но шел на ровном киле. Богаченко подошел к операционному столу. Никанор Медведев был сброшен на пол и лежал лицом вниз. Богаченко приказал снова положить его на стол и приготовить инструменты. Боец был без сознания, но еще жив. Склоняясь над ним, Богаченко подумал, что столько пережив, сколько пережил этот солдат, заслуживаешь право на жизнь...
24 августа 1941, 19:30
Старший лейтенант Радченко не верил своим глазам. Сплошная стена водяных столбов, поднятых немецкими бомбами, медленно осела, и перед взором всех на мостике «Аэгны» предстал совершенно невредимый теплоход, выходящий из циркуляции на курс. Все еще не веря собственным глазам, Радченко запросил «Жданов»: «Нуждаетесь ли в помощи?» Елизаров ответил: «Нет!» Немецкие бомбардировщики, на ходу строясь клином, гудя, как разозленные шмели, уходили куда-то на юго-запад. Один из них, набирая высоту после сброса бомбы, низко пронесся над «Аэгной», сопровождаемый свистом и улюлюканьем стоявших на палубе. Ни бомб, ни боезапаса у немца, видимо, уже не оставалось. Проводив взглядом скрывающиеся за горизонтом самолеты противника, Радченко снова приказал передать на «Жданов»: «Следовать курсу. Возвращаюсь к танкеру». «Аэгна» легла на обратный курс, направляясь к месту гибели танкера №11...
На подходе Радченко увидел, что танкер №11 все еще лежит на борту, упорно не желая тонуть. От эстонских
Капитан-лейтенант Лисица сообщил, что все его судно забито до отказа. Очень много раненых, особенно с потопленных торпедами каботажников. Практически все нижние помещения «Гидрографа» превращены в лазареты. Перевязочных материалов не хватает. У него на борту, не считая собственного экипажа и взятых в Таллинне пассажиров, 308 спасенных. 350 человек принял «Октябрь». Осадка у «Гидрографа» сейчас более четырех метров. Он не может идти головным. Радченко должен взять на себя старшинство в конвое. Радченко согласился, но, глядя на поток людей, поступавших на «Аэгну» со спасательных шлюпок, вздохнув, подумал, что и у «Аэгны» будет такая осадка, что под ней начнут рваться мины, поставленные для тяжелого крейсера. Чтобы отделаться от этих мыслей, он спросил Лисицу: «Что будем делать с танкером? Буксировать? Врагу же ничего нельзя оставлять. Есть приказ».
Дрейфующий на борту танкер ветром и волнами сносило к южному берегу. То, что буксировать танкер невозможно, было ясно, и почему Радченко спросил об этом, он и сам не знал. Быстро порешили, что танкер нужно добить, а единственный способ это сделать — использовать семидесятипятку на «Октябре», который остался единственным вооруженным судном конвоя. Нужно спешить, чтобы успеть все сделать до наступления темноты...
24 августа 1941, 20:15
Грузно и медленно ледокол «Октябрь» стал приближаться к лежащему на борту танкеру №11. Радченко видел, как на носу ледокола сверкнуло пламя. Ветер донёс рокочущий звук орудийного выстрела. Ледокол в упор расстреливал упрямо не желавший тонуть танкер. Еще выстрел, еще и еще. Закрыв глаза, Радченко считал залпы: семь, восемь... десять. Вздохнув, он открыл глаза. Танкер №11, перевернувшись, медленно погружался, задирая носовую часть. Радченко знал, что глубина залива в этом месте не превышала семидесяти метров, а длина корпуса танкера составляла более ста метров. Вряд ли танкер удастся утопить окончательно. Так и получилось. Упершись ахтерштевнем в грунт, танкер перестал погружаться. Над водой осталось торчать более четверти корпуса. Ничего сделать больше не представлялось возможным. Солнце садилось, и терять времени на раздумья было уже нельзя.
Поднявшись на мостик, старший политрук Колобугин доложил, что на борт «Аэгны» со шлюпок поднято 217 человек, включая одну женщину. Радченко поинтересовался, откуда взялась женщина. Колобугин ответил, что она — буфетчица с «Даугавы». Сбросило за борт взрывной волной. Она называла свое имя, но он, Колобугин, его не запомнил. Какое-то прибалтийское: не то Агма, не то Элма. Потом разберемся...
«Аэгна» медленно выходила в голову выстраивающегося конвоя. Теперь старшим конвоя стал Радченко. С «Аэгны» семафором передали его первый приказ: «Иду головным, за мной следовать «Октябрю», затем — «Гидрографу», скорость десять узлов, курс 77, иметь полное затемнение, световые сигналы запрещаю, дистанция между кораблями один кабельтов». В 20 часов 54 минут радиостанция «Аэгны» передала в Таллинн командующему флотом: «Затонули «Энгельс», танкер и два малых парохода. Все люди с танкера сняты. Продолжаем следовать в Кронштадт».