Там, где была тишина
Шрифт:
Мамед тяжело вздохнул.
— А на земле осталось вот это, — он разжал ладонь, и Мирченко увидел лиловую шелковую ленточку. — Это ее.
Мамед замолчал.
— А вчера ее продали, — внезапно закончил он свой рассказ и резко отвернулся.
— Как продали? — вскричал Мирченко, удивленно отшатываясь.
— Мой хозяин Дурдыев дал за нее большой калым. А родители Дурсун были бедняки. Вот они и согласились. Хотели и старшую дочь Тоушан продать, но она в Ашхабад убежала. А Дурсун продали.
Он схватил лежащие возле кибитки ветки саксаула и стал в исступлении ломать их и швырять в затухающий костер. И пламя постепенно разгоралось, как его боль и ненависть, и даже дождь не мог погасить его.
— Успокойся, — тихо произнес Мирченко. — Этим горю не поможешь. — Он потер глаза и глубоко задумался. — То, что ты мне рассказал, Мамед, ужасно. Но в этом, есть и доля твоей вины. Да, да, — повторил Мирченко, увидев, как вздрогнул юноша. — Ты не добивался своего счастья, своей мечты. А счастье никогда само не идет в руки. Если бы девушка знала о твоей любви, все было бы иначе. Но ты молчал. Ты упустил свое счастье.
Мирченко крепко сжал кулаки.
— Если бы такой Дурдыев встал на моем пути, я бы… Я убил бы его!
Мамед с удивлением и испугом взглянул на своего начальника. Таким он не видел его еще ни разу.
— Нужно добиваться своей мечты, друг, иначе не стоит жить на свете, — сказал геолог.
Дождь все усиливался. Слышно было лопотанье струй, стекавших по брезенту палатки, барабанный стук капель.
— Где ты работал последнее время? — спрашивает Мирченко, чтобы нарушить молчание.
— У Дурдыева, — неохотно отвечает Мамед. — Пас овец хозяина.
Произнося последнее слово, он злобно кривил губы.
— И ты встречался с ней, с Дурсун?
Юноша печально кивает головой.
— Он держит ее под замком. И у него столько овец и верблюдов! А у моей матери ничего нет. Разве к этому призывал Ленин?
В словах юноши горечь и боль.
— Нет, Мамед, Ленин призывал не к тому. Он говорил о свободе, которая должна прийти к народам Востока. Но за эту свободу, за новую жизнь нужно бороться, Мамед. Неужели ты не понимаешь меня?
Мамед горячо пожимает руку своего начальника.
— Я не хочу возвращаться к овцам хозяина, — горячо шепчет он. — Я хочу стать рабочим, начальник.
Мирченко обнимает юношу.
— Не горюй, Мамед. Может быть, еще и сбудется твоя мечта.
Собеседники надолго замолкают. Под монотонный шелест дождя они засыпают беспокойным, чутким сном.
…Мирченко не был новичком в этих горах. Всего лишь два года тому назад, в 1930 году, он побывал здесь в качестве практиканта вместе со своим учителем, известным геологом Сафьяновым.
Сафьянов слыл знатоком среднеазиатских горных районов. Поэтому никого не удивило, что ВСНХ Туркмении обратился именно к нему с просьбой изучить сероносность Карлюкского района. Сафьянов дал свое согласие и в качестве помощника взял с собой студента-выпускника Степана Мирченко.
Мирченко сразу же обратил внимание на странное поведение своего учителя и руководителя.
Сафьянов словно заранее исходил из того факта, что серы здесь нет и быть не может. В лучшем случае, — это небольшие выходы, не имеющие промышленного значения.
Мирченко с изумлением следил за действиями своего маститого шефа. Выработки, которые он закладывал в поисках серы, были неглубоки. Кроме того, их было очень мало, и они давали данные только о весьма небольшой площади. В то же время все говорило о том, что здесь должен быть мощный пласт серы.
Мирченко осторожно поделился своими соображениями с начальником геологической партии. Сафьянов вспылил.
— Вы еще мальчишка, Мирченко, — закричал он, для чего-то щелкая замком огромного портфеля, с которым никогда не расставался. — На моих трудах воспитывалось несколько поколений геологов. А вы смеете указывать мне? Серы здесь нет. Мы завтра свертываем лагерь..
Мирченко пришлось смириться.
Маловеры и скептики обрадовались выводам Сафьянова. На этом районе решили поставить крест.
Но не таков был Степан Мирченко, чтобы без боя сложить оружие. Он приступает к длительной, настойчивой осаде многих влиятельных учреждений. В Академию наук, в Институт неметаллических полезных ископаемых, в ВСНХ летят докладные записки.
«Сера лежит у нас под ногами, — пишет молодой геолог, — нужно только небольшое усилие, чтобы добыть ее».
— Ну, батенька, — качали головой седые авторитеты, — оспаривать мнение Сафьянова — это знаете ли…
— Крой, Степа, — говорили другие. — Действуй, крой по-комсомольски!
И Мирченко действовал.
И вот, когда в составе разведочной партии он заканчивал исследования серных месторождений Кырк-Джульба в Центральных Каракумах, его догнала радостная весть: ему был разрешен второй поход в горы Гаурдака.
Через несколько дней настойчивых поисков Мирченко обнаружил глубокий овраг. Стены его были покрыты мощной корой сернокислотного выветривания. Овраг рассекала большая трещина, уходившая на глубину 7—8 метров. Мирченко пришла В голову счастливая мысль — воспользоваться этой трещиной для взрыва стенки овраге.
Весь день ушел на расчистку трещины и закладку в нее динамита. В трещину был уложен целый ящик взрывчатого вещества.
Наступила ночь. Мирченко наискось обрезал бикфордов шнур, приложил к нему головку спички и чиркнул по ней теркой. Шнур зашипел, как змея. Искрящийся огонек с угрожающим свистом побежал к заряду. Через несколько минут раздался взрыв.
Что же принесет утро? Победу или поражение?
А ночь кончалась. На востоке разливался малиновый свет…
Вставало солнце. Куда-то умчались осенние тучки, и небо было ясное и чистое, только одно небольшое облачко, похожее на белую кувшинку, висело над голубым горным хребтом. Озаренные солнечными лучами, переливались алыми и розовыми тонами горы, на склонах которых желтела увядшая трава.