Там, где была тишина
Шрифт:
Макаров смутился. Третьего дня они провели с Черняковым весь день.
— А ведь у меня есть другой такой же специалист, — продолжал Ткачев, невозмутимо поглаживая свою круглую бритую голову. — В Каракумах работает, у серного завода. Мировой специалист. А когда приедет в Ашхабад, его по неделям искать нужно. Я уже запретил как-то шоферам брать его с собой. Так он, знаешь, какой номер выкинул?
Ткачев откинулся на спинку кресла и рассмеялся.
— Купил себе у туркмен ишачка за триста рублей и на этом ишачке подъехал к самому модному кабачку на Кирпичной. Там ему такую встречу устроили! Как Шаляпину. Вот, брат, с какими людьми нам приходится работать. Ведь сюда кто приезжает из старых специалистов? Тот, кто не удержался ни в Москве, ни в Ленинграде, ни даже в Тамбове. А тут чего — пустыня. Делай, что хочешь! — Он горько улыбнулся. — А вы другие люди, на вас положиться можно…
Ткачев опустил голову и задумался.
— А вообще тяжело, — словно жалуясь, снова заговорил он, — чертовски тяжело! Вся эта дрянь из троцкистского охвостья, разгромленного в центрах, лезет сюда в каждую щелку. И вредят, как могут. Они скоро и с басмачами общий язык найдут, если уже не нашли. Им наша первая пятилетка костью в горле встала. Еще бы, даже здесь, на окраинах, появляется своя индустрия, свой рабочий класс» — Ткачев схватил лежавший на столе свежий номер «Туркменской искры» и протянул его Макарову. — Вчера на Небит-Даге забил нефтяной фонтан. Небит-Даг — это значит нефтяная гора. Люди, живущие здесь сотни лет, называли так эту местность, а скептики и маловеры, выражаясь деликатно, уверяли нас, что там нефти нет и не будет. Мерзавцы! Уже была создана специальная ликвидационная комиссия. Они уже подготовили решение о прекращении разведки в этом районе. И вот — читайте. За три часа фонтан выбросил пятьсот тонн нефти. Не плохо для начала, а?
Ткачев словно преобразился. Он шагал по ковровой дорожке, все время поворачивая к Макарову свое оживленное лицо с умно поблескивающими раскосыми глазами.
— На буграх Дарваза, в Каракумах Ферсман нашел богатейшие залежи серной руды. И вот сера найдена здесь, в горах Кугитанга. — Ткачев ткнул указкой куда-то в нижний угол карты и тотчас же принялся что-то искать в бумагах, лежащих на столе. — Там исключительные богатства. Сера, свинец, калийные соли. Возможны уголь и нефть. — Улыбка появилась на его лице. — Чарующий уголок, Макаров. Имейте в виду. На том берегу Аму-Дарьи — Афганистан, а чуть дальше — Индия, страна чудес. В горах строится дорога, и вы туда поедете прорабом. Нравится? Но должен предупредить: люди жалуются, на дороге развал… Там сейчас руководит работами Федоров — старый железнодорожный волк. Вы замените его. Но вы должны знать, что наши дороги не усыпаны розами. Местный колорит — это не только фаланги, малярия и жара. Это тысячи неожиданностей. И потом это не безопасно. Геологи, производившие разведку в этом районе года два тому назад, точнее — в 1930 году, были вооружены винтовками и даже гранатами. Вот и все, что я вам хотел сказать, как коммунист коммунисту.
Макаров встал.
— В качестве кого я поеду, Федор Николаевич?
— Как в качестве кого? — удивился Ткачев. — Я ведь сказал — вас назначили прорабом.
Макаров был поражен. Он не верил своим ушам. Его, молодого техника, и сразу же прорабом, да еще взамен «старого волка»? Нет, этого не может быть!
— Кому же и доверять, как не вам, — усмехнулся Ткачев. — А Петрова и Костенко поедут с вами. Не хочется вас разлучать на первых порах. Ну, вот пока и все. Желаю успеха. А я сейчас буду выколачивать ваши пропуска. Это действительно безобразие.
Ткачев устало прикрыл глаза.
В приемной по-прежнему сидела за столом девушка в красном платке. Макаров простился с ней и, выйдя из приемной, плотно прикрыл за собой дверь.
— Тоушан, — услышал он ласковый голос Ткачева, — дорогая моя девочка, зайчик мой, уже час ночи. Иди, пожалуйста, спать.
Макаров уже вышел на улицу, когда почувствовал за собой чьи-то быстрые и легкие шаги. Он оглянулся. Его догоняла девушка, которую Ткачев назвал этим красивым именем — Тоушан.
— Дорогой товарищ, — запыхавшись, заговорила она. — Вы едете в Мукры на постройку дороги?
— Да, — ответил Макаров, останавливаясь.
— Пожалуйста, не забудьте взять письмо для моей сестры. Она там живет. Ее зовут Дурсун. Только ей отдадите. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Макаров.
«Тоушан, Тоушан, — вспоминая все это, покачал головой Макаров. — Видно, сильно ты ранила сердце Федора Николаевича!».
И вдруг Макарову послышался какой-то неясный шум и говор. Он прислушался.
А на дворе происходило вот что: уже полчаса сторож Дурдыев стоял у окна конторы, приглядываясь к тому, что происходит внутри. Он видел широкую спину Макарова, склонившегося над столом, его давно уже не стриженный затылок.
Разные мысли мучили старика. Все новое и новое надвигалось на него, на его уклад и быт. Богачи-баи лишались своих земель и богатств, пастухи тянулись к грамоте и не хотели подчиняться. Все больше нарушителей обычая-шариата становилось вокруг.
«Что будет, что будет? — думал старик, со злобой глядя на Макарова. — Что им нужно, зачем приехали сюда? Наши горы принадлежат нам и никому больше».
Вдруг Дурдыев резко обернулся. Он услышал чьи-то торопливые шаги. В свете луны у ближнего карагача мелькнула чья-то тень.
— Кто это? — спросил старик.
Не дождавшись ответа, он шагнул к дереву и в тени его увидел женскую фигуру. Женщина или девушка в длинном платье отворачивалась от него.
— Дурсун? — испуганно вскрикнул Дурдыев. — Ты зачем сюда пришла?
Дурсун повернулась к нему. Она вся дрожала. На нее упал лунный свет и озарил ее по-детски припухшие губы, тоненькие брови на круглом бледном лице.
— Я в контору пришла, — запинаясь ответила она. — Начальник из Ашхабада приехал. Может быть, весточку от Тоушан привез. Ты не сердись, пожалуйста.
Голос ее звучал просительно и покорно.
Лицо Дурдыева исказилось от злобы. Он схватил женщину за плечи и сильно потряс ее. Она зашаталась, как молодое деревцо, и заплакала.
— Прочь отсюда! — прошипел Дурдыев. — И чтоб никогда здесь ноги твоей не было. Никогда!
Он сильно толкнул Дурсун, она заплакала и убежала во тьму.
Дверь конторы отворилась. В освещенном проеме появилась фигура озабоченного Макарова. Он настороженно вглядывался во тьму и прислушивался.
Дурдыев вышел из тени.
— Это ты, старик? — узнал его Макаров. — Заходи в контору.
Когда они вдвоем вошли в помещение, Макаров достал папиросу из найденной им пачки и закурил. Дурдыев отсыпал на ладонь специальный табак-нас из пустой тыковки и бросил себе под язык. Некоторое время они молчали.
— Слушай, Дурдыев, — заговорил, наконец, Макаров. — Ты в горы часто ездишь?
Старик помолчал, подумал и ответил:
— Ездил в горы. Пять раз, десять раз, не помню.
— А весной ездил? — оживился Макаров, потирая по привычке переносицу.