Там, где нас есть
Шрифт:
— Если хочешь, можем смотаться на дискотеку.
Мэри вздрогнула от шепота, громом прозвучавшего в левом ухе.
— Какая дискотека? Потом домой не попадешь, границу ж закроют, — прошептала она ответно, придя в себя.
— Оооо, да ты отстала от жизни, Ваше Высочество, — насмешка чувствовалась даже без вгляда в это лицо с голубыми глазами, — теперь у нас собственный ночной клуб в районе Старой Бойни, называется, естественно, «Старая Бойня», и она, то есть он, теперь популярнейшее место на всю округу.
— Ну не знаю, — Мэри сделала попытку изобразить незаинтересованность.
— Поехали,
И они поехали.
Клуб «Старая Бойня» сиял огнями и гремел басами. Маленький бар в уголке зала предлагал примерно полсотни напитков с фирменными и оттого ничего не говорящими никому названиями. Примерно половина носила в своем имени слово «дракон».
Мэри выбрала «Огнедышащий дракон», бармен уверил, что там нет ничего, что могло б повредить особе ее положения. Потом был «Синий дракон», потом «Красный дракон», потом просто «Дракон», а потом, кажется, опять «огнедышащий». И еще несколько драконов с забывшимися определениями. Вроде один даже алмазный.
А потом, по дороге домой, рыжий босяк королевской крови держал ее голову в ладонях под усиливающимся снегопадом и приговаривал что-то ласковое, поскольку в драконах все же оказалось что-то, что ей явно повредило, потом она умывалась в фонтане. Утерев затем лицо его платком с вензелем и пробормотав про себя: ну теперь, увидев такое, он обязан на мне жениться, как честный человек.
Не чувствуя холода, они бродили по Продольной, сворачивали на Поперечную, избегая Замковой, где караульный гвардеец мог бы заподозрить неладное, и опять шли по Продольной. И тогда она спросила:
— Слушай, а как тебя зовут? В школе-то все всех называли по фамилии.
Рыжий слегка скривился, замявшись, потом произнес:
— Ну вообще-то я Готлиб.
А принцесса Мэри сказала:
— Хорошее имя.
И почувствовала, как он вздохнул с облегчением.
Прямо через секунду, повинуясь внезапному порыву, она выдала свое сокровенное:
— А у меня последнее имя — Арборелла.
И Готлиб сказал:
— Да кто ж этого не знает.
Ей отчего-то стало легко-легко. Она как-то вдруг поняла, что он всегда любил ее, девочку из королевской семьи, а она всегда ждала его, гордого и независимого рыжего рыцаря, что он только что спас ее от дракона, даже от целого табуна всяких разноцветных и пары огнедышащих драконов.
И принцессе Мэри страшно захотелось всегда-всегда быть в древнем замке посреди старого города с черепичными крышами, отгородившись от огромного и шумного мира высокими замшелыми стенами, пререкаться по поводу меню и называть Готлиба Ваше Величество.
Снег перестал, а появившуюся луну медленно пересекло полупрозрачное облако, что-то напоминающее, неважное сейчас.
Они жили долго и счастливо, организовали международную программу по защите драконов от уничтожения, родили уймищу потомков обоего пола и умерли в один день. Но это было потом.
Дающий вовремя
Стрепетов проснулся от непонятных ощущений в спине. Не то зудело между лопаток, не то отлежал, да, пожалуй, какое-то онемение, черт, надо б сменить матрас. Поерзав и прислушавшись к ощущениям, он подумал, что пора б уж вставать, раз проснулся. Сын где-то шляется, дочь в школе, жена ушла на работу. Свобода.
Почесав волосатый живот, он приподнялся на локтях и, скинув ноги прямо в тапочки, слез с кровати. Зудение не прекращалось, но стало как-то менее ощутимо. Отлежал, подумал Стрепетов. Сделав пару приседаний и несколько глубоких вдохов, Стрепетов решил, что с зарядкой покончено, и поплелся в ванную. Там, чистя зубы, он сделал на всякий случай попытку взглянуть, что же на спине не так. Маленькое зеркало ничего интересного не показало, Стрепетов напоследок оглядел в зеркале что возможно и, подумав «никто не молодеет», пошлепал в гостиную.
Рухнул на диван и, включив пультом телевизор, прислонился к спинке, что-то в спине напомнило о себе, шевельнувшись. Вот черт, все ж что-то не так, подумал Стрепетов и двинулся в коридор к большому зеркалу, укрепленному напротив входной двери. Повернувшись спиной и вывернув шею, он долго вглядывался в изображение. Кажется, у него какие-то уплотнения на лопатках. Сделал попытку ощупать, ничего не добился, предполагаемые уплотнения находилсь в «мертвой зоне», рука до них не доставала. Самую малость, но все же не доставала.
Чертыхнувшись, Стрепетов вернулся в спальню и оттуда набрал телефон знакомого доктора. Договорились на среду.
В среду, уже несколько обеспокоенный непрекращающимися неприятными ощущениями и ростом уплотнений на спине, Стрепетов явился в приемную доктора, отсидел положенное и зашел. Доктор по имени Славик предложил снять рубашку, повернул Стрепетова к свету, снял очки для верности и, нырнув головой наподобие грифа, приник взглядом к стрепетовской спине. Помолчав секунд десять, он выпрямился, произнес «да-с» и предложил Стрепетову одеваться, а сам уселся за стол.
Стрепетов оделся, присел на краешек гостевого стула и преувеличенно бодро спросил: ну, что там? Ожидая ответа «да так, пустяки» и одновременно внутренне подрагивая от возможного «рак у тебя, милый!».
Славик, пожевав губами и постучав пальцами по столешнице, обозначил воздевание пальца к небу и ответил как-то даже равнодушно:
— Ты не поверишь, но, кажется, у тебя там растут крылья.
Стрепетов сделал секундную паузу на осмысление диагноза и расхохотался, пристукивая ладонями по коленкам, пока его не остановила короткая судорога. Да, именно в спине, между лопатками, примерно посередине.
— И что ж мне? — тихо спросил Стрепетов. По щеке его катилась уцелевшая от недавнего приступа веселья слеза.
— Не знаю, — пожал плечами доктор Славик, — наверное, продолжать с этим жить.
По дороге домой Стрепетов размышлял о природе мутаций в окружающем мире. На миг мелькнула мысль «хорошо, что не рак», обжегши мгновенной же радостью, но потом размышления превратились скорей в тяжелые, чем радостные.
Крылья, да. Как птица для полета. Икар. Ариэль. Поэт Глазков в роли летающего мужика в старом фильме. Летать. Летать! Парить над землей, дыша небом.