Шрифт:
Там где нет жемчужин
2011.-2012гг.
Обнаженный мужчина подошел к высокой, обшарпанной двери. Худыми, жилистыми руками он потянулся к засаленному со всех сторон звонку и нажал кнопку.
По всему лестничному проему витал едкий запах, то ли жареных котлет, то ли старческого пота. Дело в том, что когда лук подвергается термической обработки и его масла испаряются в открытое пространство, он приобретает специфический запах, который не редко можно спутать с потовыми секрециями.
За дверью по-прежнему было тихо. Обнаженный
– Здравствуйте. Я привел вам мальчика.
– обратился обнаженный мужчина к обескураженному хозяину ветхой квартиры. Рядом с тощим, не прикрытым телом и впрямь стоял мальчик в фиолетовом костюме. Мальчик выглядел ухоженным и достаточно упитанным для своего возраста. Его белые - белые кучери ниспадали мелкой завивкой на лоб, на котором поблескивали крупные капельки пота. Возможно, он категорически устал, пока он и его странный провожатый поднимались по лестнице на пятый этаж.
– Негодяй!!!
– воскликнул хозяин квартиры, - он был гладко выбрит, круглые слегка треснувшие очки на его вытянутом лице, придавали ему вид порядочного интеллигентного гражданина.
– Негодяй! Какая наглость!
– Нет-нет! Это совершенно не то, что вы думаете! Это однозначно не так!
– оправдывался обнаженный мужчина, который действительно выглядел нелепо в своем первородном костюме.
– Нет! Это все действительно не так!
– продолжал незваный гость. Покрасневшая рука, поддернутая псориазом, схватила ребенка и заволокла в пределы квартиры. Дверь с грохотом захлопнулась, но в коридор все еще доносились голоса негодования и возмущения.
Обнаженный человек остался один в своей нелепой незащищенности.
Я проснулся. Сегодня опять было жарко. Душно и категорически тяжелый воздух, сдавливал грудь. Мои волосы были влажные, а рубашка на груди и спине прилипла к вспотевшему телу. Я заснул прямо на рабочем столе. Я посмотрел в окно : там по-прежнему палило солнце. Плавился асфальт, изнывали от жажды хрупкие травы и вывернутые корни деревьев, как обескровленные вены гигантов, кричали в немом гласе о помощи. Я подумал, что сейчас самый раз полить клумбы. Не все, но хотя бы некоторые из них.
Я подошел к зеркалу. Пятна на груди растеклись в виде несуразного островка, сгибы на локтях так же были явным свидетельством непрекращающийся жары. Я умыл лицо и не стал протирать его, надеясь на кротко временное спасение.
Я посмотрел вниз, и на меня уставилась черная пропасть сложных сантехнических лабиринтов. Быть может где-то на дне, в самых недрах пропасти сидел зверь, и ждал атаки. Быть может, он хотел схватить меня, накинуться прямо сейчас и уволочь меня во влажную, черную пещеру, в свое прохладное логово? И я был не против. Я подождал с минуту, но на меня так никто и не напал, и мне пришлось смириться с реальностью...
Я вышел во двор. Сегодня никого не привозили. Было тихо и очень душно. Солнце блестело и отражалось снова и снова на сотнях металлических позолоченных и украшенных камнями крестах. Я не любил все эти богатые украшения смерти. "Зачем?" - думал я, "Все кто мог оценить это великолепие уже мертвы. А тот, кто жив - приходит окропить могилу слезами, а слезы - это лучшее украшение смерти...". Я любил скромные, деревянные или мраморные кресты. Мне нравились плиты, а еще меня забавляли все эти нелепые смешные надписи на этих молчаливых экранах. Я знал каждую могилу, каждый холмик, который когда-то был могилой, каждую изгородь. Особенно я любил безликие бугорки. Я им давал свои имена, выдумывал для них их короткую, но все же их личную индивидуальную жизнь. Иногда, я рассказывал какому ни будь зеваке или пьянице одну из этих выдуманных историй. Они слушали меня и сочувствовали тому, кто был похоронен мной в этой безликой, безжизненной горстке земли. Я заботился о них и всегда следил
за порядком на их территории. Таким образом, я как бы извинялся за тех, кто покинул их
по неизвестным нам обоим причинам...
И так, я вышел на улицу. Взял серо-зеленый шланг и принялся с усердием поливать клумбы. Клумбы были единственным веселым и жизнеутверждающим местом на всей территории кладбища. Я всегда старательно поливал эти островки жизни. По весне старался высаживать новые нарочито яркие, смелые цветы и кустарники. Это была моя своеобразная, условная граница между жизнью и смертью. Почему-то, я хотел, что бы приходящие сюда по скорбеть люди, четко и ясно чувствовали эту разницу. Что бы они понимали и ощущали эту однозначную грань между жизнью и тем, что обратится навечно в прах.
– Ну что, все тихо?
– сиплый голос прозвучал где-то со спины. Я обернулся.
– Тихо. А ты подготовил могилу?
– спросил я у высокого исполина в клетчатой рубашке.
– Все как в лучших домах Парижа!
– ответил исполин. Это был Павел - человек гигант, хромавший на левую ногу, дюжий детина от рождения. Он работал здесь, казалось бы со времен самого возникновения кладбища. Он, как и я знал каждый акр земли, каждый крест и изгородь. Это он в свое время обучил меня всему, что может пригодиться смотрителю кладбища.
– В Париже Лувр - самый замечательный склеп...Но и там , я ни за что не хотел бы возложить свое бренное тело..- вслух подумал я. – Пойду, проверю могилу. А ты напои их. Буду признателен.
– я отдал Павлу серо-зеленого змея, изрыгающего животворящую воду, а сам отправился к свежо вырытой могиле.
Темно-зеленое, практически черное озеро, бурлило цветущим смрадом. Пять метров в ширину и едва ли полтора метра глубиной одинокое, зловонное озеро волновалось.
Беспокойство кислотного озера было вызвано отнюдь не роковым одиночеством, и уж тем более не отчаянным чувством безысходности. Движение мутной воды, было сопряжено с предчувствием очередных железных осадков.
Приближался период, когда небеса, изрыгнут очередную порцию кривых ржавых гвоздей. Откуда небо черпает такое количество металла, озеро естественно не знало. Зато, несчастное озеро прекрасно знало, сколько железа попадет в ее стихию и более того, оно отчетливо понимало, как болезненно и трудно ему будет переработать всю эту роковую мерзость.