Там, за Невидимым Пределом
Шрифт:
Кровь тихо сочилась из многочисленных ран, унося силы. Копившееся напряжение последних часов горой навалилось на плечи и опустило на землю. Всё заволокло красным. В ушах звенело.
Очнувшись, Белогур разлепил веки. Шум сражения утих. Ни мучительные стоны, ни трудное шевеление раненых не могли отвлечь взгляд от закатного неба. Недолгая жизнь Белогура подходила к концу. Жаль умирать, так и не начав жить.
Такие сражения остаются в памяти народной на века. Благодарные потомки слагают песни и былины, а седовласые бояны напевно прославляют безымянных героев. Народная фантазия приукрашивает события многовековой давности, но от этого не уйдёшь: былина – это рассказ о прошлом, о том, что действительно было. Былина – от слова "быль".
Глава 2
Красное солнце поднималось над горизонтом. Степная дорога, прямая как стрела, упиралась в ворота Хунарры. По дороге неспеша ехал вооружённый всадник. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Бывалый воин с мощной фигурой выглядел необычно для здешних мест: большие серые глаза, светлые волосы, широкие плечи. Всадник вдыхал степной воздух, настоянный на бесчисленных травах, и напевал протяжную песню.
По степям ханства Хуны болтается много грабителей, бывших наёмников и просто подозрительных личностей. Путешествовать от оазиса к оазису – дело опасное, но возможные неприятности, похоже, не волновали путника.
Утренний воздух наполнялся звенящим летним зноем, когда всадник подъехал к воротам столицы хуначан. Дорога вбежала в город и запетляла между глинобитными домиками. Собаки, завидя конника, с ворчанием прятались под воротами. Люди смотрели вслед крепкой фигуре.
Улица привела искателя приключений на площадь перед двухэтажным зданием. Конник остановился перед казармой ханской гвардии, соскочил с седла и прогнулся, разминая затёкшие мышцы.
– А что, дружище, – обратился он к пожилому солдату, – наёмники вашему хану нужны?
– Нужны-то нужны, – оглядел гвардеец незнакомца.
– Вот и хорошо, – путник сунул поводья в руки часовому и похлопал его по плечу.
Гвардеец не успел ничего сообразить, как необычный воин взбежал по лестнице и скрылся за дверью. Некоторое время спустя путник и начальник стражи вышли на крыльцо.
– Кенц! – окликнул начальник. – У нас пополнение. Его зовут Берк. Покажи, где конюшня.
Берк подошёл к стражнику, взял поводья из рук.
– Спасибо, что присмотрел за конём.
Кенц хотел ответить, как в ворота влетела всадница – девчушка лет шестнадцати. Чёрные волосы развевались, а обнажённые до локтя руки осаживали скакуна. Вслед за ней на гнедом жеребце ворвался юноша. Раскосые глаза и выпирающие скулы выдавали в нём степняка в нескольких поколениях.
Девушка закружилась, поднимая столб пыли.
– Югита, перестань носиться, – крикнул начальник стражи. – Отец по головке не погладит.
Югита взвизгнула и умчалась прочь, юноша – за ней.
– Симпатичная девушка, – сказал Берк.
– Да, сказочное создание, – подтвердил начальник потеплевшим голосом. – Эй, ты не заглядывайся!
– Как на такую не заглядеться! А кто она?
– Дочь Хайрака – нашего хана! – пояснил хуначанин.
– А с ней был принц? – не отставал Берк.
– Её молочный брат Кадир. Они вместе выросли.
Югита пробежала по коридорам дворца и шмыгнула в свои покои. Ох уж эти дворцовые условности! Как не съездить утром к Фашану и не искупаться! Вольный степной воздух ей больше по душе, чем забитый шелками и парчой дворец.
Мать не хотела воспитывать Югиту изнеженной дочерью сиятельного хана и привила лёгкое отношение к дорогим платьям и высоким титулам. Она объясняла девочке, что человек владеет только тем, что заложено в нём. Власть, деньги и землю можно потерять. Не потеряешь только то, что принадлежит тебе всегда.
Ула, мать принцессы, была родом из селения у Гребня Дракона. Деревушку разграбили кочевники, а её обитателей продали в рабство. Их судьбы сложились по-разному, а Улу спасла красота: хан Хайрак взял невольницу в жёны, бросив беременную наложницу. Правда, когда наложница родила, он признал её дочь Санду своей. Вскоре появилась на свет и Югита. Сёстры внешне были похожи, но вся любовь отца досталась дочери Улы.
Хан не засиживался в Хунарре. Долг гнал его на степные просторы в регулярные поездки. Многовековое кочевье предков будоражило кровь. Из степей правитель возвращался то полыхая гневом, то сияя благодушием. В каком бы настроении отец ни был, разрешение на купание в Фашане он не давал.
– Береги себя, – говорил Хайрак. – Ты принцесса, подумай о государстве.
Хан беспокоился за жизнь дочери, но кто из сильных мира сего признается в слабости?
Что такое запрет родителя, если нам шестнадцать? Открытый перед нами блистающий мир не может быть злым, потому что мы молоды. Отец в отъезде, и трудно устоять перед соблазном.
Ранним утром два лоснящихся скакуна переступали копытами. Каурый, любимец принцессы, тыкался в плечо Кадиру тёплым бархатным носом.
– Погоди, сейчас хозяйка прибежит, – шептал Кадир коню.
Каурый навострил уши. Во дворе послышались лёгкие шаги.
– Прости, Кадир, опять опоздала, – извинилась Югита.
Разве можно обижаться на женщин, если они опаздывают? Их оружие – невинные глазки и смущённая улыбка. Если прибавить мимолётный поцелуй, то мужчина сражён.
Время в степи тянется, периодами будто пропадая. За долгие века в Хуне случались войны с соседями и распри внутри страны. Но самое главное – Фашан отдалился от Хунарры. Древние хроники повествовали о загадочной катастрофе, сотрясшей степь. Земля изогнулась как от вонзённого кинжала. В её длинные морщины устремилась река, а Хунарра так и осталась стоять, брошенная близким другом.
Владыки Хуны пытались переселиться к реке, но ничего не выходило: люди оставались на старом месте, что-то их тянуло сюда. Что именно – никто не знал. Возможно, само место. Загадочная земля, обожженная солнцем, продолжала хранить свои тайны. Ханы смирились, так и не найдя объяснения. К одной неразрешимой загадке добавилась другая.
С тех времён на берегу своенравной реки остались руины недостроенного ханского дворца. Приближаться к ним было рискованно: днём на раскалённых камнях нежились толстые змеи и прыткие ящерицы, а ночью развалины наполняли стаи шакалов.