Танцовщица “Веселой Мельницы”
Шрифт:
— Комиссар Мегрэ из парижской уголовной полиции, — сказал он, выпуская мелкие клубы дыма. — Ну, дорогой коллега, кажется, сегодня мы хорошо поработали. И у вас прекрасная трубка!..
Глава 7
Необыкновенное путешествие
— А журналисты, по крайней мере, не прибегут? Хотите, запрем дверь на ключ? Тогда сможем хоть поговорить спокойно.
Комиссар Дельвинь смотрел на своего коллегу с тем невольным уважением, которое испытывают в провинции и особенно в Бельгии ко всему,
— Я нисколько не собирался сопротивляться, — отрезал Мегрэ, — я решительно хотел, чтобы меня арестовали. Более того: сейчас вы меня отведете в тюрьму, и я останусь там столько времени, сколько будет необходимо. Даже ваши инспекторы должны верить в действительность моего ареста.
Тут уж удержаться было невозможно! Широкоплечий расхохотался, такая забавная физиономия была у бельгийца. Он снизу смотрел на Мегрэ, не зная, как отнестись к его предложению. Чувствовалось, что он боялся показаться смешным. И напрасно пытался понять, шутит его собеседник или нет.
Смех Мегрэ рассмешил и его.
— Ну, бросьте, бросьте! Вот еще, что выдумали! Посадить вас в тюрьму!.. Ха! Ха!..
— Клянусь вам, что я решительно этого требую!
— Ха! Ха!..
Он долго сопротивлялся. Но когда понял, что его собеседник говорит серьезно, это его поразило.
Теперь они сидели друг против друга. Их разделял стол, заваленный папками. Время от времени Мегрэ с восхищением посматривал на пенковую трубку своего коллеги.
— Вы сейчас поймете… — сказал он. — Простите, что я раньше не ввел вас в курс дела, но вы теперь увидите, что это было невозможно. Преступление совершено в среду, не так ли? Ладно. Так вот, в понедельник сижу я в своем кабинете, на набережной Орфевр, и мне приносят карточку некоего Графопулоса.
Как обычно, прежде чем принять его, я звоню в иностранный отдел, чтобы получить о нем сведения. Там ничего не знают! Графопулос только что приехал в Париж.
Когда он приходит ко мне в кабинет, он производит на меня впечатление человека, чем-то взволнованного.
Он объясняет мне, что много путешествует, у него есть основания думать, что его хотят убить, и в конце концов спрашивает меня, сколько это бы ему стоило, если бы он попросил, чтобы днем и ночью за ним наблюдал полицейский инспектор.
Это обычное дело. Я сообщаю ему тариф. Он просит, чтобы я дал ему кого-нибудь вполне компетентного, но в то же время уклончиво отвечает на мои вопросы о том, какой опасности он подвергается и кто его возможные враги.
Он дает мне свой адрес в «Гранд-отеле», и в тот же вечер я посылаю ему инспектора, о котором он просил.
На следующее утро я справляюсь о нем. Из греческого посольства мне сообщают, что это сын крупного афинского банкира, что он ездит по Европе и, как важная персона, ведет праздную жизнь. Пари держу, что вы принимаете его за авантюриста.
— Точно. Вы уверены, что…
— Подождите! Во вторник вечером инспектор,
Признаюсь вам, перспектива слетать в Лондон на самолете мне улыбалась, и я сам решил продолжать слежку.
В среду утром Графопулос покинул «Гранд-отель», но вместо того, чтобы поехать в Бурже, заставил везти себя на Северный вокзал, где он взял билет на Берлин.
Мы путешествовали в одном спальном вагоне. Не знаю, узнал ли он меня. Во всяком случае, он со мной не заговорил.
В Льеже он вышел, и я вышел вслед за ним. Он снял комнату в гостинице «Модерн», а я выбрал соседнюю комнату.
Мы обедали в ресторане за Королевским театром.
— В «Бекасе»! — прервал его Дельвинь. — Там хорошо готовят!
— Правда, в особенности почки по-льежски! Заметьте, у меня создалось впечатление, что Графопулос впервые попал в Льеж.
Гостиницу «Модерн» ему рекомендовали на вокзале.
А в «Бекас» его направили из гостиницы. Наконец, о «Веселой мельнице» ему сказал швейцар ресторана.
— Значит, он попал туда случайно! — задумчиво заметил комиссар Дельвинь.
— Признаюсь, я ничего об этом не знаю. Я вошел в кабаре вскоре после него. Танцовщица этого заведения уже сидела за его столиком, что довольно естественно.
По правде сказать, я ужасно скучал, потому что ненавижу эти ночные кабаки. Сначала я подумал, что он уведет с собой эту женщину. Когда я увидел, что она готова уйти одна, я немного проводил ее, чтобы задать ей два-три вопроса. Она заявила, что видит этого иностранца в первый раз, что он назначил ей свидание, на которое она не пойдет, и назвала его занудой. Вот и все. Я вернулся в кабаре. Хозяин заведения как раз уходил вместе с официантом. Я подумал, что Графопулос ушел, когда я повернулся к нему спиной, и немного поискал его на ближайших улицах.
Дошел до гостиницы, чтобы проверить, не вернулся ли он. Когда я опять подошел к «Веселой мельнице», двери были закрыты и свет в зале погашен.
Словом, результат как нельзя более отрицательный.
И все же я не принял его трагически. Спросил у полицейского, открыты ли еще какие-нибудь ночные кабачки. Он назвал мне четыре или пять, и все я добросовестно посетил, но нигде не нашел моего грека.
— Удивительно! — прошептал месье Дельвинь.
— Постойте! Я мог бы явиться к вам и продолжать следствие в сотрудничестве с льежской полицией, но, имея в виду факт, что меня видели в «Веселой мельнице», я предпочел не тревожить убийцу. В общем-то возможных виновников очень мало. Я начал с обоих молодых людей, чье нервное состояние от меня не ускользнуло. Это привело меня к Адель и к золотому портсигару, принадлежавшему убитому.