Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
– Очень возвышенно, – равнодушно пожала плечами я. – Персона или нет, но сейчас я – Хранительница. Я вплетена в судьбу и в самою суть эль-ин. И на все обязана смотреть только с такой точки зрения. Если я хоть на минуту посмею выпустить это из виду, ты же первая и пресечешь подобные поползновения. Скорее всего, вместе с моим существованием.
– И то правда. – Кажется, смертная женщина и эльфийская богиня на мгновение вступили в конфликт, а затем обе дружно передернули плечами и буркнули: – Ничего, уверена, ты найдешь выход.
– Уже нашла.
Пауза.
– У тебя всегда
– Как это? – заинтересовалась я.
Какое-то время она молчала, пристально меня разглядывая. Заговорила тихим, отстраненным голосом, который был у Нефрит, когда она погружалась в мир своих призрачных видений.
– У каждого из нас, по крайней мере у каждого человека, есть обратная сторона. Все то, что мы не желаем или не можем в себе увидеть. Все, что кажется нам неприемлемым или невозможным. Желания, способности и переживания, которые не совместимы с сознательным представлением о себе. Все это концентрируется в подсознании человека и становится Тенью. На пути самопознания нам не избежать встречи с этим могущественным архетипом… Несколько лет назад встретилась со своей Тенью и ты.
Я сразу поняла, о каком случае она говорит. И зябко обхватила себя руками.
Встретилась? Слишком слабое слово. Скорее, мы с моей Тенью врезались друг в друга. С разгона. Приложились друг о друга так, что сломанные кости души до сих пор ныли при плохой эмоциональной погоде. Звон от того столкновения чуть было не разрушил целый мир… и так небрежно убил одну зеленоглазую арр-леди, которой не повезло оказаться поблизости.
– Не упрощай. Для простого отражения моей личности то существо… та Антея была слишком мощным образованием.
Нефрит улыбнулась, в улыбке не было ни тепла, ни веселья.
– Я гораздо лучше тебя знаю о всех магических тонкостях и неувязках того феномена. Но Тень – не только скопление негативных характеристик, она притягивает вообще все, что мы в себе не видим. Если наша самооценка низка, то Тень получает все те способности, которым не находится места в сознательной жизни. Это хранилище огромного количества энергии, мощнейший источник творчества. И чем сильнее мы отрицаем в себе что-то, тем сильнее становится Тень. Ты, Антея, и тогда, и теперь умеешь отрицать с потрясающей страстностью. Мне до сих пор странно, что ты так легко осознала все те теневые стороны своей личности и приняла их как законную часть себя. А потом начала так активно и так расчетливо их использовать.
Я опустила голову, вспоминая, как произошло это самое осознание. И «принятие». Никаким душевным и внутренним ростом тут и близко не пахло. Я просто швырнула словами в Аррека, впечатывая их, вдавливая в обнаженные раны, «активно и осознанно» стремясь сделать ему как можно больнее. И лишь позже начала понимать, насколько эти признания были правдивы. Одна из наших самых первых и самых уродливых ссор. Тогда, единственный раз за всю нашу совместную жизнь, он меня чуть было не ударил.
– Но каким бы странным и кружным ни был твой путь, ты, к моему величайшему удивлению, развиваешься.
– Угу… Еще два дня буду развиваться. Не подскажешь, как найти короткую
– О… – улыбнулась. И на человеческом лице хищно блеснули совершенно неуместные клыки эль-ин. – Уверена, ты доберешься. В крайнем случае, заставишь совершенство приползти к тебе.
– Тоже выход, – вздохнула я, обдумывая, как можно осуществить подобное на практике.
– Ты только помни, Тея, что эльфийское совершенство тоже умеет кусаться, – довольно резко посоветовала богиня.
– И зубы у совершенства довольно острые, – раздался из-за спины мелодичный, точно змеящийся причудливыми аккордами голос.
Я застыла…
…не зная, как надо дышать…
…потеряв способность мыслить…
Ауте Милосердная, неужели за эти годы я и правда успела забыть звук его голоса?
Медленно, так медленно, точно боялась расплескать что-то бесконечно дорогое, повернулась.
Серебристые, с зеленоватым оттенком волосы падали на плечи, на спину, на руки. Серебристые волосы оттеняли серебряную кожу, казалось, весь он состоит из живого, мерцающего словно светом серебра. Только бездонная чернота глаз и имплантата выделялась на фоне сдержанного серебряного сияния. Он был словно поэтическая строчка… музыка. Здесь, в глубинах океана грез, в мягкой темноте черных вод, он казался духом, выходцем из потустороннего мира.
Он казался именно тем, кем и являлся на самом деле.
Ауте Милосердная, неужели за эти годы и я правда успела забыть, как он выглядел?
Да.
– Антея, – он мягко поднялся по ступеням в беседку, опустился на подушки напротив. Улыбнулся с искренним сожалением.
Я резко оглянулась. Нефрит не было. Вновь обожгла взглядом черноглазый призрак. Это и в самом деле был он. Не еще одно лицо Эль, не отражение, не маска. Это он.
– Иннеллин… – Мой голос звучал совсем потерянно.
– Ты выросла в прекрасную женщину, Анитти, – волшебный голос барда ласкал каждый звук, каждую ноту.
Как я любила когда-то этот голос…
Любила? Когда-то?
Наши души обвенчаны. Это значит, что даже после смерти мы – одно. Это значит, что даже если мы возродимся для иной жизни, наши души найдут друг друга, притянутые, точно мотыльки на свет, непреодолимым и неумолимым порывом. Для Аррека у меня была лишь одна жизнь, лишь короткие два дня, и после этого мы будем друг для друга потеряны. Для Иннеллина…
Он улыбнулся. Печально. Сплел сен-образ, придавший моим мыслям и смутным ощущениям более четкую форму:
Есть одна любовь – та, что здесь и сейчас, Есть другая – та, что всегда… Есть вода, которую пьют, чтобы жить, Есть – живая вода.Глядя на эль-ин, которого безутешно и тихо оплакивала почти всю жизнь, я вдруг с ужасом поняла, что совсем не знаю его. Не знаю, не помню, не понимаю. Что с Арреком, с этим человеком, чужаком, с невыносимым, чванливым тигром меня связывает больше, чем с первым мужем, которому когда-то без сомнений и без оглядки вручила свою душу.