Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
–Но, хоть мы и не любим этого признавать, люди Земли были далеко не первыми разумными существами в Ойкумене. До нас были многие и многие другие. Но среди этих многих одни занимают особое место. Те, кто были так похожи на нас, что в анналах сохранились записи о смешанных браках и даже о детях. Те, что имели цивилизацию, во многом схожую с нашей, по крайней мере в большей степени, чем цивилизация эль-ин. Те, чья история уходила на миллионы лет назад. Чья мудрость была совершенно недоступна нашему пониманию.
Рвущиеся вверх колонны, испещренные резьбой. Цветы,
– Те, кого люди боялись.
Статуя невиданного животного, несущего на спине ребенка. Если бы не умные, внимательные глаза девочки, я бы решила, что это ребенок эль-ин. Но у вене не бывает такого взгляда, пока она не повзрослеет. Куст диких роз укутывает лапы склонившего голову «коня» и босые ноги его всадницы. Синие розы на белом камне.
– Те, кого мы уничтожили.
Мы выходим на берег реки, и зеленые воды встречаются со склоненными к ним ветвями.
– Те, кого мы называли эльфами.
Я непроизвольно вздрагиваю, но больше никак не показываю своей реакции. Аррек затеял эту экскурсию не для того, чтобы доказать мне, что люди могут победить эль-ин. Ну, по крайней мере, не только для этого. Он все скажет в свое время. Торопить его бессмысленно.
Рвущаяся в небо башня и прижавшееся к ней молодое дерево. Как двое влюбленных.
– Эти сведения вы не найдете в учебниках или в открытых базах данных. Даже среди арров тех, кто знает, что эльфы – не просто старый миф, можно пересчитать по пальцам.
Стертые ступени ведут вниз, исчезая в зеленых водах. На темных волнах покачивается маленькое каноэ, почему-то уместное здесь. Я забираюсь на единственное сиденье, предоставляя дарай-князю работать веслом.
– Но они не миф. Да-Виней а'Чуэль, погибший тысячи лет назад, – не миф. И древняя сила исчезнувших – далеко не миф. – Он на мгновение замирает, затем вдруг поворачивается ко мне. Что-то изменилось вокруг. Что-то человеческое исчезло, сменившись куда более древним, но отнюдь не более дружелюбным. Аррек кладет весло на колени. – В частности, никто из людей не может следить за тем, что происходит среди башен этого города.
Апатия слетает с меня, сменившись вдруг острым, как отточенный нож, вниманием. Теперь можно говорить без опаски.
– Как они за нами следили?
– За мной. Организм эль-ин с достойным сожаления постоянством продолжает переваривать любые следящие системы, которые вам подсовывали. Даже одежда, изначально представлявшая собой один большой шедевр шпионского искусства, превратилась в обычный кусок ткани, едва вступив в контакт с вашим телом. Они следили через меня, но могли слышать только наши голоса. Никаких картинок, ни даже приблизительного обозначения нашего местоположения. – Он делает неопределенный плавный жест. – Конечно, были и менее экзотические способы заглушить сигнал передатчика. Можно было наконец обмениваться записками или мыслями, но мне нужно, чтоб кое-кто поломал голову над тем, о чем я говорю. А также над тем, куда это мы вдруг подевались.
– Опять ваши манипуляции. – В раздражении бью крылом по воде. – Эль-ин широко практикуют тот способ обучения, который вы выбрали для Рубиуса, но этот способ опасен. Можно просто сломать ребенка, а не вывести его из этической ловушки. К тому же… кто дал вам право судить о верности того или иного поступка? Кто дал право играть в Бога?
Аррек одаривает меня долгим, очень внимательным взглядом. Затем вновь погружает весло в воду, сильными толчками направляя каноэ вниз по течению. Мои слова его задели? Ни в малейшей степени. Все аргументы, которые я могла бы привести в этом споре, он уже обдумал сам, причем давным-давно. Но какое-то чувство отражается в излишне резких взмахах. Озадаченность? Потрясение? Вдруг всплыл в памяти человек, которого возвели на эшафот, а затем неожиданно помиловали. С чего такая неожиданная ассоциация?
Что ж, приятно узнать, что с прибытием в Эйхаррон ничего не изменилось. Мы по-прежнему продолжаем повергать друг друга в немое изумление.
– Речь идет не об этической обоснованности того или иного поступка, а о выживании Дома. Рубиус подает надежды, но он должен научиться выходить за жесткие рамки, в которые его ставят воспитание и генетика.
– Но он еще ребенок. – Даже мне самой собственный голос показался тоскливым и безнадежным.
– И должен повзрослеть.
– Должен ли?
– У нас больше никого нет.
– Вы? Нефрит?
– Я – младший князь. Наша генетическая ветвь не наследует. А Нефрит, при всех ее достоинствах – не дарай. Как тень за троном она хороша, но без власти над Вероятностью защитить Дом не сможет.
Отворачиваюсь, рассматривая проплывающие мимо сказочные дворцы. «Генетическая линия», «больше никого нет», «должен повзрослеть». Ауте, как же все это знакомо. Проклятье. Проклятье!
Высокий, круто изогнутый мост взлетает над зеленой водой. Белый всплеск в безоблачной синеве небес, кажется, чуть светится изнутри. Изящество точно вырастает из самой души здешнего мира. Гармония в изначальном смысле этого слова.
Немного успокоившись, вновь отваживаюсь поднять глаза на Аррека. Тот все так же мерно толкает лодку вперед, щиты безупречны, движения плавны. Пальцы, сцепленные на весле, чуть побелели. Что такое? Самый простой способ узнать – спросить.
– Что случилось?
Молчание.
– Дарай-князь?
– Вы на меня сердитесь?
– Какого???
Чувствую, как мои уши непроизвольно опускаются горизонтально, смешно оттопыриваясь из-под волос. Да, до блестящего самоконтроля арров мне далеко.
– Вы сделали то, что было необходимо. В любом другом случае я бы еще с неделю бродила вокруг да около, собирая информацию, прикидывая, к какой стороне лучше примкнуть. А результат был бы тот же самый.
Он, казалось, не слышал.
– Вы сердитесь.
Это уже не вопрос – констатация факта, произнесенная таким безразличным голосом, что мне становится страшно.
– Разумеется, сержусь! – Напускаю на себя кровожадную ярость, вздымаю крылья, молнии летят в разные стороны. Затем задумываюсь. Меня действительно беспокоит факт, что дарай умудрился узнать эль-ин так, чтобы столь успешно манипулировать ею. Беспокоит, но почему-то не бесит. Что касается боли… Безнадежно вздыхаю: – Вообще-то нет, но вы никому не говорите. Подобные веши не принято спускать.