Танцующая с лошадьми
Шрифт:
И тогда он увидел ее – девушку в желтом платье. Она встала со своего места и подняла тонкие руки над головой. Она аплодировала, в глазах слезы радости, на лице широкая улыбка.
– Флоренс! – крикнул он. – Флоренс!
Шум аплодисментов влился в уши, наполнил сердце, оглушил. Свет софитов слепил. Флоренс. Она стала всем. Он взлетал все выше, и шум аппаратов, возбужденные голоса и стук открывающейся двери в палату отдалились.
– Ты готова? – Мак стучал в дверь комнаты. – Мадам сказала, ужин в восемь, не забыла?
Наташа
– Дай мне пять минут, – устало откликнулась она. – Я сейчас спущусь.
Его шаги стали удаляться по коридору, отражаясь от деревянных панелей. Наташа нашла в сумочке тушь. Это чуть оживит ее бледное лицо.
Они приехали в город около пяти. Первую остановку сделали у 'Ecole Nationale d’'Equitation, альма-матер Кадр-Нуар, но ворота были закрыты. Мак позвонил несколько раз, и раздраженный голос сообщил, что академия будет открыта для публики только через две недели после Рождества. На следующий вопрос Мака голос ответил, что никто ничего не знает об английской девочке, которая приехала на лошади. Ни Мак, ни Наташа не говорили по-французски свободно, но они не могли не почувствовать издевку в голосе сторожа.
– В любом случае она не могла приехать сюда раньше нас, – сказала Наташа. – Найдем базу и будем действовать оттуда.
Она еще раз позвонила в компанию, выдавшую кредитную карту, но новых транзакций не совершалось. Сара не снимала деньги со вчерашнего вечера. Наташа не знала, радоваться или тревожиться.
«Шато Верьер» располагался в центре средневекового города, по соседству с кавалерийской школой. Сам замок был огромный, с богатой отделкой, очень красивый. Они останавливались в подобных местах, когда только познакомились и хотели покрасоваться друг перед другом. Мак тогда пользовался лосьоном после бритья и делал ей комплименты, что бы она ни надела. В то время это было забавно и ей нравилось, а два года спустя стало раздражать.
– Можно было и в сетевом отеле остановиться. – Мак держался бодро, но Наташа знала, что, как только они попали во Францию, его страхи, так же как и ее, усилились.
В последние часы они щадили друг друга. Ситуация настолько обострилась, что не оставляла места для других чувств. Теперь они оба не были уверены в благополучном исходе.
Когда она спустилась вниз, Мак у громадного горящего камина объяснял ситуацию владелице замка. Француженка слушала с вежливым скептицизмом.
– Вы полагаете, ребенок приехал сюда из Кале? – повторила она.
– Мы знаем, девочка направлялась в Кадр-Нуар, – объяснял Мак. – Нам необходимо поговорить с кем-нибудь оттуда, выяснить, не появлялась ли она.
– Месье, если четырнадцатилетняя английская девочка приедет сюда одна, без сопровождения, верхом, весь Сомюр будет знать об этом. Вы уверены, что она может сюда добраться?
– Мы знаем, что вчера вечером она сняла деньги где-то за пределами Парижа.
– Да, но это больше пятисот километров…
– Это возможно. – Наташа подумала об Али Ахмади. – Мы знаем, это возможно.
Они с Маком переглянулись.
– Никто сюда не приезжал, – заверила женщина. – Если хотите, я могу позвонить джентльменам и узнать, известно ли им что-нибудь об этом.
– Мы будем очень признательны, – сказал Мак. – Спасибо. Мы с радостью примем любую помощь.
Владелица замка вышла проверить, как готовится ужин.
– Не возражаете?
– Разумеется.
Наташа смотрела в окно, мечтая, чтобы девочка появилась из-за деревьев в дальнем конце двора. Сара мерещилась ей повсюду: за припаркованными автомобилями, в конце узких улиц. Она приедет сюда. Когда Наташа думала об Али Ахмади, она не вспоминала о силе его воли или о букете цветов, что ждал ее в кабинете. Она размышляла о своих ошибках. Понимала, к своему ужасу, что совершила чудовищный промах.
Сидя напротив Мака за ужином, в такой романтической обстановке, она осознала, что не голодна, и стала пить. Выпила три-четыре бокала, не заметив. По негласной договоренности они решили не говорить о Саре, но Наташа не могла придумать, что сказать, и не знала, куда смотреть. Она смотрела на Мака, на его руки, на его кожу, на растрепанные каштановые волосы. Он на удивление тоже говорил мало. Увлекся ужином и время от времени довольно причмокивал.
– Превосходно, да? – сказал он, а потом заметил, что она ковыряет вилкой в тарелке.
– Вкусно.
Он насторожился, будто не знал, что еще сказать. И его нерешительность передалась ей. Он отказался от десерта, заявив, что собирается понежиться в ванне, и они вздохнули с облегчением.
– Я, может быть, пройдусь, – предупредила Наташа.
– Там холодно.
– Хочу подышать.
Она попыталась улыбнуться, но у нее не вышло.
Втянув холодный воздух, Наташа задохнулась и плотнее запахнула пальто. Пахло дымом от дров. Справа виднелся огромный классический фасад академии, вдали – широкие, покрытые светлым камнем улицы Сомюра.
Она подошла к каштану, остановилась и стала смотреть сквозь ветви на небо: огромное, чернильно-черное, не испорченное городским освещением, украшенное мириадами звезд. Она не думала о работе, о проигранном деле, оборвавшемся романе. Не могла думать о Саре и о том, где та сейчас находится. Она думала об Ахмади, который ей не солгал. Ей стало стыдно, что она так быстро изменила свое мнение о нем.
Она не знала, как долго стояла там, когда услышала шаги по гравию. Это был Мак, и у нее екнуло сердце.
– Что? Полиция? – спросила она, когда поняла, что он держит телефон. – Они ее нашли?
У него были сухие волосы, так что вряд ли он успел принять ванну.
– Ковбой Джон звонил. – Лицо у Мака было серьезное. – Дедушка Сары умер сегодня вечером.
Наташа потеряла дар речи. Ждала, что заговорит Мак, извинится, скажет, что это была плохая шутка. Но он ничего этого не сделал.
– Бог мой, Таш, – наконец выговорил он. – Черт, что нам теперь делать?
Поскрипывали ветки на ветру, в лицо веяло холодом.