Танцы минус
Шрифт:
Теперь нужно срочно позвонить. А потом ухитрится как-то проверить свою догадку. Может Приходченко что-нибудь придумает? Например, натравит на цирк ветеринарных врачей и санэпидстанцию. А те с присущей им предприимчивой зловредностью уж как-нибудь найдут причину, по которой Цезарь будет вынужден покинуть свою старую клетку…
Парень по-прежнему смотрит злобно. Пожимаю плечами и поворачиваюсь, чтобы уходить. И почти утыкаюсь во второго помощника Ерлана. Этот, похоже, совсем не расположен миндальничать.
— Тебе вопрос задали, курица. Что ты тут трешься?
При другом раскладе за курицу огреб бы тут же, но позиция больно не выгодна —
— Ты в этом цирке, петушок ты мой задиристый (оскорбляю осознанно, курицу простить никак не могу), сколько времени? А я всю свою жизнь. И что-то не припомню, чтобы дядя Ерлан издавал указ, по которому я не могла бы в любое время прийти и поболтать с его питомцами. Я льва не кормила ничем, и даже не трогала, какие проблемы?
Смотрит волком, сопит. Зря я его петухом обозвала. Эх зря! А все характерец!
— За петуха ответишь.
— А ты за курицу.
Смотрит мне через плечо, словно советуется: затеваться или нет? Понять ход его мыслей не сложно: затеешься, шуму наделаешь, ненужное внимание привлечешь, не затеваться — ну очень обидно, понимаешь. И где себе Ерлан таких помощников нашел? Или это не столько помощники, сколько «крыша»? А может и вовсе начальство?.. А вдруг дядю Ерлана просто шантажируют, угрожая чем-то? Вот конкретно эти двое шантажируют и вынуждают принимать участие в их наркобизнесе… Как бы хотелось на это надеяться… Очень уж скверно думать, что твоего родного отца убил человек, которого ты всю жизнь любила действительно как родного дядю.
Пока я размышляю, двое моих противников, видимо, приходят к какому-то решению. Потому как синхронно подхватывают меня под локотки и волокут к выходу. Видимо, решили разобраться со мной где-нибудь на нейтральной территории. Заорать? Или подождать и посмотреть, что из их затеи выйдет? Как любил говаривать отец: «Не суетись под клиентом. Он начинает нервничать, потеет и в итоге соскальзывает…»
Однако вытащить меня на улицу парни просто не успевают. На их пути вырастает… Нет, лучше бы это был Егор с его пистолетом, но мужа моего как обычно в нужный момент рядом не оказывается. Это Яблонский. С улыбкой в пол лица и бутылкой пива в руке.
— Ребята… А чегой-то вы тут делаете?
Парни застывают в тяжелой задумчивости. Совершенно непонятно, как им поступать со мной дальше. Яблонский ждет. Я тоже. Наконец, они созревают.
— Слышь, мужик, вали отсюда подобру-поздорову.
— С чего бы? — миролюбиво интересуется Яблонский и не двигается с места.
— А с того, что я тебе все зубы пересчитаю, если не свалишь!
— Фи! Как грубо! — возвещает Иван и даже передергивает плечами от омерзения.
Он явно издевается, и этого парни снести не могут. Тот, что все это время и беседовал с Яблонским, отпускает мой левый локоть и начинает надвигаться на Ивана. Тот же, что справа, перехватывает меня поудобнее и норовит волочить дальше. Вот только если раньше я шла с ними практически добровольно, то теперь проявляю неуступчивость. Упираюсь обеими ногами. Он звереет и разворачивается ко мне, чтобы вложить малость ума, и тут же получает коленкой в пах. Джекпот!
Он рычит и матерится, ухватившись обеими руками за самое ценное. Я же, пользуясь моментом, ухватываю его за голову так, что большие пальцы обеих моих рук оказываются как раз напротив его вытаращенных глаз и с силой вдавливаю их ему в глазницы. Зажмуриться он, конечно, успевает — рефлекс на то
Какой, однако, крепкий у него череп! На зависть просто! Башкой, конечно, трясет, но вырубаться и не думает. Зато хоть от Ивана отстал, ко мне повернулся. Уже лучше. Я в отличие от Яблонского совсем не пацифист! Наступает, глядя как бык на красную тряпку. Аж глазами от злости вращает. И тут мне наконец-то улыбается счастье. К нашему развлечению присоединяются сразу трое новых персонажей. Братья Санька, Женька и Петька Лаптевы. Наши воздушные гимнасты. Видят меня, отступающую от разъяренного громилы, видят Ивана, который ковыряется на земле, а из его разбитого носа сочится кровь, видят второго помощника Ерлана, который все еще сидит, одной рукой держась за яйца, а второй безуспешно массируя глаза. Расклад сил ясен. А потому Лаптевы не долго думая оттирают меня в сторонку и берутся за воспитание того типа, что напал на меня. Парни они крепкие, так что воспитательный процесс короток. Вскоре громила валяется на земле и тихо скулит, а один из Лаптевых видит на нем сверху, сильно заломив ему руку за спину.
— Маш, а чего тут было-то?
— Справедливость восторжествовала, Саш. Спасибо вам. Вы очень вовремя.
— И чего теперь?
— Теперь будет милиция и протокол. Так что этих двух связать бы что ли, пока им в голову не пришло смыться.
Уж чего-чего, а веревок в цирке — хоть попой ешь. Пока братья вяжут моих недавних обидчиков, иду к Ивану. Он уже сидит, кашляет и хватается то за стремительно распухающий нос, то за отбитые ребра. Вынимаю из кармана и подаю ему носовой платок, а потом присаживаюсь рядом.
— Ты как?
— Утром будет хуже.
Смеюсь.
— Это точно. И чего полез?
— То есть как? Что я, по-твоему, должен был бросить тебя и уйти извинившись?
— Ну, извиняться, может и не надо было, а вот уйти точно было бы шагом разумным.
Пожимает плечами.
— Значит, я не разумный.
Смеюсь и целую его в лоб, стараясь не задеть пострадавший в драке нос. Гундосит:
— Так только покойников целуют, а я все-таки еще не в гробу.
— Откуда ты здесь взялся-то?
— За тобой пришел, — понижает голос. — Видел, как ты по клеткам шарила… Нашла, что искала-то?
Смотрю испытующе. Вот ведь… Потом киваю со вздохом.
— Кажется нашла. Проверить только надо. Вот менты приедут, чтобы с этими двоими разобраться, тогда и…
— Поня-я-ятно…
Слышу за своей спиной сдавленный возглас и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на то, что там творится. Братья Лаптевы как раз заканчивают «паковать» второго громилу. Он происходящем явно недоволен и злобно протестует, за что и огребает кулаком в живот. Это вам не на хрупких барышень вдвоем нападать! Улыбаюсь и начинаю поворачиваться обратно к Ивану и в этот самый момент чувствую резкий укол куда-то в шею. Невольно хватаюсь за пострадавшее место. Что-то небольшое… Ничего не понима… В глазах мутится. Еще успеваю услышать встревоженный голос Яблонского: «Ей плохо! Нужен врач!», и тьма забытья смыкается надо мной.