Танцы на минном поле

Свержин Владимир Игоревич

Алексей вздохнул. Задача перед ним стояла непростая — превратить энергию горестного водопада, которым готова была разразиться его собеседница, в поток связной информации.

— Все в порядке, ничего не произошло, — еще раз успокаивающе проговорил он.

В другой момент и в других условиях женщина наверняка бы возмутилась. Однако ночное время, больничные покои и экстренность растормаживающе действуют на неподготовленную психику, развязывая язык и заставляя вспомнить то, что казалось уже давным-давно забытым.

— Я слушаю вас, — беря себя в руки, сказала Бейбутова.

— Ваше полное имя Надежда Ивановна? — Подобного

рода нейтральные вопросы, произнесенные будничным тоном, позволяли придать беседе более доверительный и неофициальный характер.

— Да, — согласно кивнула женщина.

— Хорошо. Надежда Ивановна, скажите, пожалуйста, вы давно знаете Родиона Бейбутова?

— С восемьдесят шестого года, — подсчитав что-то в уме, ответила она. — Я тогда училась на втором курсе, а он на четвертом. Познакомились на дне рождения моей подруги. Потом, когда он закончил университет и получил распределение, сделал мне предложение, — начала рассказывать все еще не совсем пришедшая в себя женщина. — Потом, через два года, Ирка родилась…

— Да, понятно. Надежда Ивановна, вот такой нескромный вопрос. Конечно, если это что-то совсем личное, можете не отвечать. Однако, ваш ответ может быть очень важен. Почему вы расстались с Родионом?

Надежда Ивановна замялась, как-то неловко вздохнула, посмотрела на “следователя”, словно ища в нем сочувствия, и, чуть помедлив, печально ответила:

— Непростой вопрос. Как бы это объяснить. Вот некоторые говорят, “не сошлись характерами”, а мы, если можно так выразиться, разошлись ими. Сначала все в порядке было. Я даже пару раз вместе с ним ходила. Не скажу, чтоб особо понравилось, но забавно было. А потом, когда я была на седьмом месяце, он опять пошел в горы на недельку, не помню, что уж там у него стряслось, но вернулся с переломом ноги. Понятное дело, гипс, костыли, все такое прочее… Тут я с пузом хожу, деньги на нуле, мне на сохранение ложиться, в общем, голова кругом. Как пережили, одному Богу известно. В долги влезли по уши. Я когда из роддома вернулась, взяла с Роди слово, что он больше в горы не пойдет. Он, и правда, года полтора после этого не ходил, только скучный совсем стал, тоскливый такой… То раньше шутил, на гитаре играл, а тут с работы домой пришел, поел, сел на кухне, уперся глазами в окно, и так сидит целый вечер…

Женщине нужно было выговориться, и Алексей понимал, что мешать ей в этом — дело абсолютно бесполезное. Сколько бы ни пытался он повернуть разговор в нужное русло, она все равно будет сбиваться на историю жизни семьи Бейбутовых. Единственное, что оставалось — расставить сети на пути словесного потока, ожидая, когда блеснет в нем чешуей золотая рыбка.

— …Как уж он меня уломал, не знаю. Раз пошел, потом другой, потом пошло-поехало. Чуть свободная неделя — все. Рюкзак сложил, и поминай, как звали. Года три тому назад вернулся с гор, как будто подменили. Мрачный какой-то стал, замкнутый. То есть, не совсем так. Вернулся он вроде как нормально, а потом, вскоре, погиб один из его товарищей, с которым он вместе ходил…

Полковников насторожился.

— Вы говорите, один погиб. Это точно? Не два?

Надежда Ивановна помотала головой. Увлеченная своими мыслями, она даже не обратила внимания на осведомленность “следователя”, словно это было в порядке вещей.

— Нет. В начале все действительно думали, что двое погибли. А потом Гриша Кружилин вдруг объявился…

— Григорий

Кружилин? Это один из группы, в которой ходил Родион. Он числился погибшим в автокатастрофе? Я вас правильно понял?

— Ну да, — кивнула женщина.

— Он появился у вас вскоре после своей, так сказать, гибели?

— Да, довольно скоро. Пришел как-то вечером. Я обмерла, глазам своим не поверила. А он Родиона вызвал, и они часа два гуляли, разговаривали, — вздохнула Надежда Ивановна, утирая скомканным платком угол глаза.

— Скажите, Родион вам что-нибудь объяснял по этому поводу?

— Нет, — со вздохом покачала головой Бейбутова. — Сказал только, что у Григория неприятности, что он ни в чем не виноват, и что, вообще, это не моего ума дело. Мы, собственно говоря, тогда-то и расстались. Слово за слово, поссорились. Я ему и кинула в сердцах, выбирай: либо я, либо горы. А он вдруг успокоился, как сейчас помню, посмотрел на меня так печально и говорит: “Да, Надежда, ты права. Сейчас нам лучше пожить отдельно. Рядом со мной сейчас, — сказал, — жить опасно”.

— Это было после посещения Кружилина?

— В тот же вечер.

— Поня-ятно, — протянул Алексей, потирая виски. — Значит, в тот же вечер. А вы не знаете, после этого Кружилин бывал у вашего мужа?

— Не знаю, — пожала плечами Надежда Ивановна. — Родион ко мне, в смысле, к родителям моим, приезжал довольно часто. Деньги привозил, с Ириной гулял. У нас ведь, как такового, и развода-то не было. А вот я к нему не ездила.

— Почему? — Поинтересовался аналитик.

— Он не хотел, — коротко ответила Бейбутова.

— Может быть, у него была другая женщина? — Высказал провокационную версию Алексей.

— Нет, — покачало головой женщина. — Во-первых, Родя однолюб. А потом, по мужчине ведь всегда видно, один он живет или с женщиной.

— Да, это верно, — улыбаясь чему-то своему, кивнул Полковников. — Всегда видно. Ладно. Будьте добры, расскажите мне все, что вы знаете о Григории Кружилине.

— Да что тут рассказывать? — Надежда Ивановна задумчиво посмотрела в какую-то неопределенную даль. — Они с Родионом до этого похода особыми друзьями и не были. Так, знакомые. Приятный мужчина. Очень вежливый, хорошо одевается. Статный такой. Язык хорошо подвешен. Ну, на то он и дипломат…

— Он дипломат? — Вопросительно посмотрел на Бейбутову Алексей.

— Да, работал в посольстве где-то в Латинской Америке.

“Вот, так вот!” — про себя усмехнулся аналитик. “Значит, дипломат”.

— Вы не знаете, он иностранными языками владеет?

— Ну, насколько хорошо владеет, я сказать не могу, но речь испанскими словечками пересыпать любит.

— Отлично. — Алексей свел пальцы в замок. — Теперь вот еще что, Надежда Ивановна. Не могли бы вы его описать?

— Ну, довольно высокий, глаза серые, пронзительные… Но у меня, вообще-то, с собой фотография его есть.

— У вас фотография?.. — Затаив дыхание, не веря в услышанное, переспросил Полковников.

— Ну да, — кивнула Бейбутова, доставая из сумочки-косметички маленький альбом с фотографиями. — Я тогда всю группу на вокзале сфотографировала на память. Каждый раз фотографировала, — с грустью пояснила она, — все боялась, что не вернется. А когда ваш сотрудник сказал, что это как-то связано с Родькиными походами, решила: дай возьму, может, пригодится.

— Надежда Ивановна, вы сами не представляете, как вы нам помогли!