Танцы на осколках
Шрифт:
Некоторое время мы брели молча, изредка поправляя охранника. В полной темноте я спотыкалась на каждом шагу и набила себе не одну шишку.
— Кх-кхем, — я деликатно, как мне показалось, прокашлялась, — Ни буя не видно, милостивый сударь, — проворчала я, в очередной раз шваркаясь о холодный камень.
Стражнику на моем плече, судя по звукам, доставалось еще больше. Дед, кряхтя, щелкнул пальцами свободной руки и перед нами появился белый пульсирующий шарик, который тут же поплыл впереди.
Раньше я бы, конечно, очень этому удивилась. Но сейчас тело, висящее на мне мертвым грузом, и общая усталость заменили все эмоции, оставив только желание поскорее завершить наше шестиногое шествие, так что я просто поставила галочку в мыслях.
— Дед, а ты вообще кто?
Старик, поправляя сползающего мужика, уперся ему головой в подмышку и обхватил, как даму за талию, снимая с меня немного чужого веса:
— Знамо кто, я здешний домовик, — он упорно пер вперед.
— И почему ж ты мне помогаешь? — смахивая пот с лица, поинтересовалась я, лихорадочно вспоминая всё, что знаю о домовых.
— Дык я пекусь о хозяйстве, а ты только людей взбаламутила: работа ж стоит. А так выпровожу вас из замка, сразу от двух бед избавлюся: от тебя и от рубина.
Я ничего не ответила, лишь сосредоточилась на шагах. Меня слегка пошатывало под тяжестью тела, а сырые ступени, которые уводили нас все глубже, грозили выскользнуть из-под ног. Воздух стал спертым, тяжелым, на лице выступила испарина, а капли пота, собираясь в ручейки, скатывались за шиворот. Дышать становилось все труднее: мы были уже глубоко под стенами.
— Почему же просто нас не сдать? — я прикусила язык: незачем подбрасывать домовику умные мысли.
Дорогу перегородил ручей, который проложил себе путь из одной стены в другую. А судя по влажным и заросшим плесенью стенам да нетронутому зеленому ковру мха, люди не пользовались этим ходом уже много лет.
— Ты камень ентот стащила, — старичок прошлепал по воде, таща нас за собой, — Что дивишься? Я все ведаю, что у меня в хозяйстве деется. А рубин тут оставлять нельзя. — Даже в мерцающем свете шара было видно, как занервничал после своих слов дедок.
— Так барон вроде этот камень хотел в местный храм передать? — пыхтела я.
Впереди нас встретил еще один поворот, я сбилась который по счету.
— Не собирается он его отдавать. А я ни в жись не допущу, дабы этот проклятущий булыжник тут хранился. Вчерась собственными ушами слышал: решил наш барин у себя его оставить.
Мне стало любопытно:
— А что с ним не так-то?
— Да все так, вроде: и жрет так же, и девок тайком водит после смерти баронессы, только хворать начал…
— Да не-е, я про рубин.
Мы остановились перевести дыхание.
— Чуйство у меня плохое, не добрый этот камень. — Домовой поправил сползающего мужика. — А этого на кой-ляд с собой тащишь? Ты ведь так и не ответила.
— Так он со мной, в доле, — прохрипела я, мысленно вознося молитвы, чтобы это нелепое путешествие наконец закончилось.
— Чёй-то не верится, — пыхтел рядом дед.
— Мы с ним еще до службы в замке сговорились. Всё. Больше не могу. — Я остановилась. Сил на сочинение правдивой истории не осталось, поэтому пришлось просто сменить тему. — Далеко еще до выхода?
Словно алконост пропела в ответ, и вскоре я почувствовала, как потянуло свежестью. Еще один поворот туннеля и ночное небо затянутое низкими облаками обрушилось на меня свободой. Домовой рядом бубнил что-то про проклятья, потом про замковые дела, но я давно перестала его слушать. Свалив наемника, блаженно выпрямилась. Жадно втянув свежий воздух, огляделась кругом. Замковая стена виднелась неподалеку, но расстояние было достаточным, чтобы спокойно, без суеты уйти. За спиной темнел нестройным рядом лес. Сложив всю картину вместе, решила, что все прошло довольно удачно, хотя с самого начала терзали сомнения по поводу этого дела: уж больно все гладко выходило. И в замок-то меня сразу взяли, и камень-то не в сокровищнице хранили, и охранник-то только один был. Я достала камень из-за пазухи, внимательно приглядевшись к нему. Рубин был идеален. Без вкраплений, чистый и яркий, как молодое вино. Без сомнений, это не подделка. Выходит, все мои подозрения оказались надуманными? Или нет? Хм, поживем-увидим.
От мыслей меня отвлек сердитый голос:
— Так ты отдашь платье или нет?
Я с удивлением обнаружила, что дедок все это время мне что-то рассказывал.
— Платье служанки верни, казенное ведь, — опять потребовал он.
Я, ничуть не смутившись, кое-как стянула наряд через голову и протянула старику. Домовик схватил одежду и, бормоча что-то о порванном подоле, повернул обратно.
— Ты расскажешь обо мне кому-нибудь? — спросила в удаляющуюся спину.
Маленький хозяин повернулся и покачал головой:
— Если найдут тебя, найдут и эту проклятую штуку, — он ткнул пальцем в выступающий под балахоном камень. — Так что я — молчок. И еще. Совет один дам, по доброте душевной: коль и дальше этим лихим ремеслом промышлять будешь, то учись врать, чучундра.
Поворчав еще что-то про себя, старичок развернулся и растворился в темноте подземного хода.
Я немного постояла, осмотревшись вокруг, поправила меч наемника, который все это время тащила на себе вместе с хозяином, и ухмыльнулась обстоятельствам. Все складывается как нельзя лучше. Мне до смерти надоело кочевать из села в село, из города в город, перебиваясь редкими кражами. Ничего не поделаешь, жизнь вора — сплошные побеги. Но тут подвернулся шанс задержаться в Триннице: в краже рубина обвинят сбежавшего охранника, а про пропавшую служанку, проработавшую без году неделю, быстро забудут. Камешек этот можно втридорога продать и пожить, наконец, хоть какое-то время в свое удовольствие, не улепетывая посреди ночи от стражи.
Чуть ли не вприпрыжку от радости, поправив лежащий за пазухой рубин, направилась на восток в город, крыши которого уже начали освещаться первыми лучами восходящего солнца. Я шагала навстречу своим деньгам, вырученным от продажи камня, навстречу своему золоту, еще звенящему в чужом кармане, но уже такому родному, навстречу отдыху и вкусной еде.
Сзади, словно на прощание, раздался тяжелый вздох приходящего в себя стражника. Я оглянулась. Что ж, когда ты окончательно очухаешься, я уже буду далеко, возможно нежиться на пуховой перине в лучшем постоялом дворе Тринницы и сорить деньгами. Ну, а что будет с тобой, мне, в общем-то, без разницы.