Танцы на осколках
Шрифт:
Глава 3.
375 год от наступления Тьмы
Месяц Хлеборост
7 день
Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения едва не прорывали натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за думками друга, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и хозяин дома, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.
— Та-а-ак… — протянул он.
Наемник вынырнул из своих мыслей и уставился на собеседника, в хату к которому он бесцеремонно ввалился пару часов назад.
— Ты же знаешь, что тут я могу доверять только тебе.
Лешик хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Мужчина бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:
— Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а эта басня чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили много золота. Очень много. И если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой-тебе вообще этот рубин сдался?!
Наемник вскинулся и зашипел:
— «Жинке обещал», — передразнил он, — Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, …
— Ходили, — перебил тираду Лешик, — но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а сейчас ты лишь на побегушках у барона. — Мужчина тяжело вздохнул. — Послушай, Брест, я что-то не разумею. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской доблести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще деется?
Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, а кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не отступаясь. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с брагой. Наемник медленно сел.
— Что все-таки произошло? — донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.
— Меня подставили, — угрюмо ответил бывший охранник.
— Это я уже слышал, давай детали.
— Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Я и суток не отдежурил, как он снова заявился. Мы с ним поговорили, мужик спокойно убрался, а дальше ничего не помню… Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана — тащили что ли? — и ещё нашел вот это, — Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. — Запуталось в тканях робы.
Лешик вылез из погреба, поставил кувшин, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно.
— Что скажешь? — спросил наемник.
Хозяин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:
— Все еще не пьешь?
— Никогда это не любил, — поморщился наемник, — не люблю терять ясность.
Бывший соратник пожал плечами, жадно отхлебнул, причмокивая:
— Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже — обычный дротик для «духовки». Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.
— Что за бабка? — тут же заинтересовался Брест.
— Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.
— Спасибо, Лешик, — наемник кивнул. — Может, еще что присоветуешь?
— Погоди, — остановил его хозяин дома, — Давай хоть не на пустой живот лясы точить.
Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине избы. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.
Бывший охранник, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.
Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая комнату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба — хозяева чтили домового.
Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин, подцепив мизинцем лампу, дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.
— А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… — прочавкал наемник.
— Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, — прожевал хозяин, откидываясь от стола.
— Тут такое дело, Брест. — Лешик внезапно посерьезнел. — Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Кабы не так. Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви — вот у кого настоящая власть. И до того, как барон пошел с ними на мировую, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры — так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.
Наемник отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело с каждым словом приобретало все более скверный оборот.
— Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? — поинтересовался друг. — Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?
— Нет, погоди тикать. Вообще-то я и так собирался найти этот треклятый камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. — Брест поднялся. — Слушай, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше срока не устроили в городе балаган.
Лешик кивнул:
— Сделаю. Шепну кое-кому, что камень похитила нечисть. Это отвлечет на какое-то время и баронову стражу и хранителей, пусть за собственными тенями бегают.
— Поверят? — засомневался наемник.
— Не боись, доказательств подкинем обоим, — успокоил его друг.
— Добро. Так и сделаем. Пока ты отвлекаешь толпу, я верну этот чертов камень и эту паскуду, что устроила мне и городу такой «праздник». Еще пожалеет, что не пятном на портках у бати засохла.
Лешик молча смотрел на мужчину, возвышающегося над столом, как скала. Он скалой и был, сколько соратник его помнил: высокий, могучий и упертый. После окончания последней войны с бельгетами, когда их пути разошлись, Лешик, как и многие их дружинники, осел и завел семью, а Брест почему-то ушел со службы и подался в наемники. Хозяин дома не знал, в чем там было дело, но он точно знал, что во время службы друг наемников за людей не считал из-за их продажности, а теперь сам стал одним из них.