Танцы на осколках
Шрифт:
— А ты часом не из церкви Трех? — оскалилась бабка.
— А похож? — развел руками наемник.
— Похож — не похож, мало ли, — ведьма проворно сгребла горшки со стола и отнесла их вглубь хаты. — Хотя будь ты церковником, даже заходить не стал бы, так спалил вместе с избой. Добре, значится, погуторим. Снадобьями я промышляю — правда, кой-чего и по ядам могу пособить.
Брест, наконец, убрал оружие и по-хозяйски уселся на лавку:
— Тогда поведай-ка мне, старая, вот что: что за яд такой, что от одного укола, меня свалил, да
так, что сутки из памяти пропали?
Бабка на секунду задумалась:
— Знаю такой, а токмо, что от меня хочешь-то? Сварить надо что ль? Дак это тебе в пять золотых обойдется.
— Значит все-таки твоих рук дело. А кому продала-то, помнишь, мать? — Мужчина навострил уши.
— Может и помню, а может и нет. Стара да слепа стала, иной раз из головы полдня вон, где была, что делала? Ничего не помню, а все из-за лаптей.
— Чего? — наемник поднял бровь.
— Из-за лаптей. Лапти, говорю, прохудились, то и дело ноги простужаю, а здоровье-то вишь, уже не то. Оно то в спину стрельнет, то с головой целый день проваляюся. А купить новую обувку не на что. Вот ежели было бы на что купить, глядишь и вспомнила бы.
Брест махнул рукой, перебивая причитания:
— Добре. — Он выудил из-за пазухи монетку и кинул на стол. — Теперь припоминай.
Старуха живо сгребла медяк, застонала:
— Так на это и один лапоть не купишь, совсем старость не уважаешь?
Мужчина насупился и вынул еще кругляш. Его постигла та же участь: корявые бабкины пальцы схватили деньгу, быстренько припрятав ее куда-то в складки юбок.
— Ну?
— Вот сейчас припоминаю-припоминаю. — Ведьма почесала голову, поправляя платок, — Где-то с неделю назад мужик ко мне заходил, про яд ентот спрашивал, ну мы и сторговались. Больше я его не видела.
Наемник выжидающе смотрел на бабку.
— И? — не дождавшись продолжения, протянул он.
— Что и? Говорю же, больше я его не видела.
— Какой он из себя? Говорил ли, куда направляется?
Бабка отвернулась к булькающему котлу, вытащив внушительных размеров черпак, принялась помешивать варево.
— Может и говорил, да только это ж еще денег стоит.
Брест начал терять терпение.
— Послушай меня, старая — прошипел он, — Если сейчас же не расскажешь все, что знаешь про того гада, я тебя второй раз похороню. Обещаю, — отчеканил бывший стражник.
Старуха у печи и ухом не повела:
— Ладно-ладно, не шуми. Расскажу. Погоди только, за травой одной схожу, в отвар добавить надобно.
Бабка с кряхтением положила половник и, подобрав юбки, заковыляла к дверям. Старательно хромая, она вышла из хаты, плотно притворив за собой дверь. Наемник услышал шаркающие шаги за окном, отодвинув тряпку, он выглянул на улицу. Старуха направилась к сарайке, которая находилась в паре шагов от дома. Там же на стенке висели пучки трав: некоторые подсохли, другие были еще посвежее. Ведьма, уже не хромая, добрела до вязанок и теперь пристально разглядывала каждый сноп, нюхая и растирая в пальцах сухие листья.
Брест, внимательно наблюдая за грузной фигурой, призадумался. В него закрались сомнения: ведьма стала как будто выше, а руки на свету оказались совсем не старыми, только лица не разглядеть. Наемник опустил занавеску, но тут его внимание привлек тусклый отблеск на полу. Наклонившись, он ковырнул в щели в полу и извлек тонкую серебристую иглу, рядом с нею валялись черные обломанные перья. Брест быстро достал из сумы дротик из замка и сравнил иглы.
— Та-ак, — протянул наемник.
За дверью послышались шаги, старуха с зеленью в руках, быстро прикрыв дверь, прошлепала к печи, оставляя за собой грязные следы.
Мужчина медленно поднялся.
— Сейчас-сейчас, куды торопишься-то? Дай только траву в снадобье добавлю и расскажу тебе все. — Заворчала бабка.
Ее болтовню прервал тихий металлический лязг. Она быстро обернулась, Брест стоял с оголенным мечом, с зажатыми в ладони одинаковыми дротиками. Взгляд старухи сначала метнулся к руке, а потом перехватил мрачную ухмылку воина. Он надвигался на нее, заслонив широкими плечами единственный выход. В следующее мгновение наемнику в глаза полетело варево из котла, а бабка, с удивительной для ее возраста прытью, юркнула в дверь и понеслась прочь из избушки. Брест увернувшись от кипятка, метнулся вслед за ней. Старуха помчалась через поляну, подобрав юбки. Но далеко не ушла: сверху на нее обрушилось нечто, напоминающее лося в период гона. Пахнуло крепким мужским потом. Наемник прижал трепыхающееся тело к земле, послышался тихий хруст.
— Ядрёна вошь! Ты мне опять сломал ребро, — прозвенел молодой голос, тут же сменившийся возмущенным гудением и бессвязными воплями.
Брест надавил на голову, так что лицо беглянки погрузилось в мягкий дерн, а голос стал глуше. Наемник оторвал кусок ткани, отточенными движениями скрутил руки, не давая поднять нос из грязи, связал ноги. Затем пинком перевернул бывшую бабку и довольный оглядел плоды своего труда: среди серого тряпья в грязи барахталось существо неясного телосложения, старательно пытаясь выплюнуть ком земли изо рта. Получалось плохо.
Мужчина довольный осмотрел поле битвы, хищно склонившись над поверженным противником:
— Ну и кто у нас здесь? — он отколупал грязь с лица бывшей бабки и увидел молодое женское лицо. — Тьфу! Девка! Меня свалила девка?! Да ежели кто узнает про это, меня же куры засмеют. Верно старею…
Наемник, как сытый кот, уселся прямо на пленницу, не обращая внимания на сдавленный стон.
— А теперь, голуба, ты мне все-все расскажешь. Спрошу, куда камень дела — ответишь, кто купил — ответишь, даже если спрошу, когда ты с мужиком была — и на то ответишь. Усекла?
— Угу, — из-под Бреста донесся хрип.
— Молодец! Бегаешь медленно, зато соображаешь шустро, — похвалил мужчина, поднимаясь. — А теперь двигай обратно в избу, гуторить будем.
Он вздернул ее, как кутенка.
— Ноги-то хоть развяжи, как я пойду? — простонала девка.
— А так и иди, — он отвесил ей мощного пинка.
Даже не пытаясь перебирать ногами, воровка ласточкой влетела в избу, с грохотом затормозив в стену, которая так некстати преградила путь. Следом зашел Брест. Он мельком глянул в сторону стонущего тела и уселся напротив.