Танцы на снегу. Геном. Калеки
Шрифт:
К семи площадь оказалась уже вся заполнена, но люди еще прибывали, и толпа начала уплотняться. Нас с Лионом прижали к самому помосту, хотя мы туда не очень-то и рвались. Многие взрослые неодобрительно поглядывали на нас, но уйти не требовали. Понимали, что из такой толпы уже не выбраться.
– Зря мы пришли, – бормотал Лион. – Слушай, я в туалет хочу…
– Какой тут туалет? – возмутился я. – Терпи.
А без пятнадцати восемь над площадью завис огромный флаер с расцветкой правительства Нового Кувейта. Он медленно опустился на помост, не заглушая до конца турбины, – иначе раздавил
Толпа затаила дыхание.
Тьена поставили в центре помоста, там было небольшое возвышение вроде табуретки. Он был одет в какую-то унылую серую робу, на руках и ногах у него оказались кольца магнитных наручников. Фаг казался очень спокойным и смотрел даже не в толпу, а поверх голов.
Полицейские выстроились рядком чуть в стороне, каждый держал руку на лучевом бластере.
– Расстреляют, – прошептал мне на ухо Лион. – Это хорошо. Это не очень больно.
Тем временем флаер взмыл в небо и завис метрах в ста над площадью словно приклеенный. И с него быстро спустили тонкий поблескивающий тросик.
Толпа охнула.
Тьен презрительно посмотрел на штатского, который поймал тросик и набросил ему на шею петлю. И снова стал смотреть поверх голов.
– Это нечестно… – прошептал Лион. – Это позорная смерть, когда вешают!
Тем временем один из штатских вышел на край помоста и заговорил. Голос его повторяли какие-то невидимые громкоговорители, и он гремел над всей площадью. Что там над площадью, его, наверное, над всей столицей было слышно!
Штатский на самом деле оказался прокурором Аграбада. Он зачитал постановление трибунала, в котором говорилось, что Сянь Тьен, гражданин Авалона, проникший на планету Новый Кувейт, входящую в Федерацию Инея, представил документы, по которым он являлся охранником личного представителя Императора, прибывшего на Новый Кувейт с посольской миссией.
Однако, будучи принятым со всем свойственным Федерации гостеприимством, гражданин Сянь Тьен отплатил злом за добро. Тайно покинув отведенный ему номер в гостинице, он проник на территорию столичного центра водоснабжения и был задержан охраной при попытке отравить очистные сооружения. Дальнейший анализ показал, что в пронесенной им пробирке находился штамм язвенной чумы, страшного заболевания, которое погубило бы миллионы жителей Нового Кувейта. Расследование также установило, что Сянь Тьен является так называемым фагом, членом тайной террористической группы, подчиняющейся лично Императору. По решению трибунала диверсант Сянь Тьен лишен дипломатической неприкосновенности и приговаривается… – тут толпа вообще забыла, как дышать, – к смертной казни через повешение. Каковое повешение и будет осуществлено путем помещения шеи Сянь Тьена в петлю на прочном канате стометровой длины, другой конец которого закреплен на судебном флаере, который находится на высоте сто метров и по команде прокурора наберет высоту двести метров…
Все слова прокурора были понятные, но очень неуклюжие, как в старых исторических хрониках. И голос тоже был торжественный и мрачный, как в старых фильмах.
Потом прокурор спросил Сянь Тьена, есть ли ему что сказать и не хочет ли он высказать свое последнее желание – попросить сигарету, алкоголь, наркотик или помощь священника любой общепризнанной конфессии.
Фаг глянул на него, покачал головой и снова стал смотреть над толпой.
Лион уткнулся лицом мне в плечо, и я понял, что он не будет смотреть на казнь. Сейчас он был совсем не такой, как утром, когда дрался с мальчишкой из колледжа.
Вперед выступил еще один штатский, и толпа разразилась рукоплесканиями.
Оказалось, что этот человек средних лет – и есть султан, правитель Нового Кувейта. Он немного порассуждал о вероломстве, милосердии и справедливости, а потом сказал, что все хорошо обдумал и решил не пользоваться своим правом помилования.
Толпа зааплодировала.
И вдруг все принялись так орать, что даже Лион повернулся к помосту. Ясно было, что это еще не казнь, что это нечто совсем другое, но, может быть, это важнее любого правосудия.
А из-за спин штатских вышла вперед невысокая женщина в простом длинном платье, высоких кружевных перчатках и с вуалью на лице.
– Владетельница! – завопил Лион с восторгом. – Госпожа президент!
Толпа бушевала.
Меня чуть не сбили с ног – так все напирали к помосту. Рядом и кричали, и плакали, и смеялись от восторга. Женщин и детей – все-таки дети в толпе тоже были – поднимали на руках и сажали на плечи, чтобы они могли рассмотреть президента Инну Сноу получше. Меня внезапно тоже подняли на руки, и я оказался на широченных плечах какого-то солидного мужчины с перекошенным от восторга лицом. Он плакал и смеялся одновременно.
– Смотри, малец! – крикнул он мне. – Смотри, запоминай!
И тут же, начисто забыв обо мне:
– Госпожа президент! Госпожа президент!
Делать было нечего. Я смотрел. Рядом какой-то хиленький на вид молодой парень точно так же поднял и усадил на плечи Лиона. Оглядевшись, я понял, что это всеобщий порыв – люди не только хотели посмотреть на Инну Сноу сами, но и помочь увидеть ее другим. Вот невдалеке подняли и держат на руках очень даже взрослого мужчину – он маленького роста, и ему было бы плохо видно.
А мы еще собирались напасть и освободить Тьена!
Какие же мы глупые и наивные… Эта толпа растерзала бы нас на части, на мелкие кусочки, на молекулы, только посмей мы напасть на людей, стоящих на помосте!
– Что же ты молчишь, не стесняйся! – крикнул мне поднявший меня мужчина.
И я не посмел молчать.
– Инна Сноу! Инна Сноу! – стал кричать я. – Вла-де-тель-ни-ца! Гос-по-жа пре-зи-дент!
Толпа безумствовала. Инна Сноу, подняв одну руку, приветствовала подданных.
Потом она подняла вторую руку – и сразу же все замолчали.
– Зло порождает зло, добро– добро, – сказала Инна Сноу. Ее голос тоже усиливали, но почему-то казалось, что она говорит почти шепотом. Очень задушевно и не с толпой – а только со мной. И еще голос как-то странно, но знакомо вибрировал, будто все время меняя интонации и тембр.
– Владетельница… – прошептал я. И даже не услышал – почувствовал, как каждый на площади выдохнул это слово, как легкий гул прокатился по улицам Аграбада.