Танцы на снегу
Шрифт:
Он спросил, обращаясь к Эрбу:
— А почему люди вас отпустили, когда привезли сюда?
— Они нас не отпускали. Просто многие из нас убежали, снова стали дикими и расплодились на воле. Мы никогда не были по-настоящему ручными, такими, как те, что сидят у людей в клетках. — Кувырок вспомнил Снежка и понимающе кивнул. — Если бы они убежали, то одичали бы, но такими, как мы, все равно бы не стали. А мы настоящие, дикие, вольные звери, которых привезли сюда с континента.
— Ясно, — сказал Кувырок. — Значит, тысячу зим назад кое-кто из вас
Эрб возвел глаза кверху.
— Я мог бы тебе такое порассказать — у тебя бы глаза на лоб полезли!.. Какие у нас были приключения, как мы странствовали. Сколько воли проявили, смелости, силы духа! Сколько раз нам приходилось искать новые места обитания, когда кто-то разрушал наши норы или там становилось слишком опасно! И некоторые подвиги были совершены совсем недавно. Чего стоит хотя бы кроличья одиссея под предводительством знаменитого Нуазетье! А сопровождал его и давал советы великий пророк Сенкьем.
— Великий пророк?
— У нас было много пророков. Когда живешь, как мы, под землей, не просто близко к земле, но в самом ее чреве… У некоторых кроликов от земных излучений появляются сверхъестественные способности. Вот Сенкьем и был такой. У него случались видения и вещие сны, а он их рассказывал в своей норе. Все его сны сбывались.
Рассказ произвел глубокое впечатление на Кувырка.
— А здесь, в этой норе, у вас есть пророки?
— У нас есть Сетьем.
Фрамбуаза шаркнула по земле ногой. Арбр отвел глаза. Кувырку показалось, что рассказчик смущен.
— И у этого Сетьема бывают видения?
— Один раз он видел фею, порхающую в лунном свете. Даже несколько фей.
— Что за феи?
— Они маленькие, вроде людей, но с крылышками. Напоминают шмелей, только нежные такие. Они волшебные создания.
— И что, ваш пророк, увидев их, предсказал какое-нибудь ужасное несчастье, грозящее норе?
Эрб опустил глаза в землю.
— Да нет, не то чтобы… Оказалось, он просто наелся голубых поганок. Но, может, от него еще будет какой-нибудь прок. Если одно мистическое переживание оказалось ложным, это ведь еще не значит, что у него совсем нет способностей, верно?
Эрбу, кажется, хотелось, чтобы Кувырок подбодрил его и развеял сомнения, что тот охотно и сделал.
— Конечно, конечно! Я уверен, что ваш пророк очень сверхъестественный! Ему просто еще случая не представилось показать себя. Но такой день обязательно придет.
— Вот и я то же самое говорю, — сказал Арбр, и оба кролика торжественно кивнули головами.
Кувырку показалось, что им очень хочется верить в этого пророка. Они, наверное, считают, что без пророка и нора не нора. Почему бы не поддержать их веру? Они были добры к нему. Ему ли, заблудившемуся зайцу из горной страны, судить этого Сетьема? А вдруг тот однажды увидит сочащиеся кровью небеса и тьму, окутавшую землю?
Этой ночью, во время кормежки, Эрб движением головы показал ему пророка. Кувырок некоторое время пристально всматривался в щупленького кролика, пытаясь разглядеть в нем что-то особенное, но ничего не заметил. Кролик как кролик, разве что слегка недокормленный. Не удивительно, что он наелся поганок, — судя по виду, он редко ел досыта.
Прошло несколько спокойных дней. Но однажды на рассвете, когда кролики вышли из норы покормиться, на них напал убийца — самый распространенный в этих местах хищник.
Пять кроликов — и среди них, с краю, Кувырок — рвали одуванчики, когда что-то вдруг мелькнуло на краю полянки. Кувырок увидел тень, скользнувшую над корнями бука. И вот перед кроликом, который кормился ближе всех к Кувырку — а это был Арбр, — встал на задние лапы кто-то…
Горностай!
Его тонкое тело как будто слегка колыхалось в серебристых столбах неяркого света, падающего с неба. Арбр застыл неподвижно. Да и все кролики замерли, словно загипнотизированные движениями гибкого, изящного хищника, совершающего перед ними свой страшный неторопливый танец. Кувырок и сам окаменел от страха. Ему хотелось позвать, остеречь, крикнуть Арбру, чтобы бежал, но все звуки застряли у него в горле. Ноги напружинились, готовые пуститься в бег. Кролики в случае опасности глядят в сторону своих нор, но заячий инстинкт подсказывал ему стремиться к открытому месту, где можно бежать.
Горностай словно бы светился каким-то зловещим светом. Его крохотные глазки неподвижно глядели на Арбра, из полуоткрытой красной пасти виднелись белые, острые как иголки зубы.
Казалось, что время остановилось, — полная тишина и неподвижность воцарились вокруг. Насекомые не жужжали, птицы не чирикали, звери затаили дыхание. Залитая янтарным светом поднимающегося солнца поляна застыла, словно время кончилось и наступила вечность. Кувырок не слышал даже биения собственного сердца. Он решил, что настал конец света.
И тут же, словно природа нашла напряжение нестерпимым и захотела стряхнуть чары, в самом центре поляны приземлилась сойка и запрыгала, таская из земли червей. Разлитого по поляне ужаса она не замечала и весело бормотала про себя: «Я, я, ист гут, ист гут. Филь вурм, шмакхафт вурм. Гутен аппетит, фогель, гутен аппетит!» Яркая желто-розовая птица с голубыми полосками на крыльях возилась в мягкой траве, напевала, радовалась вкусным червячкам, желала сама себе приятного аппетита. Ее совершенно не волновала смертельная опасность, грозящая Арбру.
Ни кролики, ни горностай не обратили внимания на эту интермедию. Среди всеобщего оцепенения двигалась только сойка. Она прыгала, полная радости жизни, чуждая трагедии, не видя, что совсем рядом гибнет живое существо.
Горностай перестал раскачиваться, опустился на четыре лапы, выгнул дугой спину и устремился вперед. Удар был, как у змеи, — молниеносный, неуловимый для взгляда. Сойка мгновенно упорхнула.
Арбр, вскрикнув, упал. Крик его был недолог — горностай мгновенно припал к кроличьему горлу. Брызнула кровь, жертва судорожно забилась. Все кончилось.