Танцы на снегу
Шрифт:
Она покачала головой, прошептав старую ежиную пословицу. Потом сошла с поля и, протиснувшись сквозь густую изгородь, выбежала на пышный зеленый луг, спускающийся к речке с широколистыми ивами на берегу. Здесь было целое море полевых цветов. Лютики сверкали на крутом спуске, как желтые огоньки, сладко пахли перистые цветы таволги, между яркими пятнами одуванчиков, медуницы и ромашки нежно светились розовато-лиловые цветы валерианы. Бабочки — в основном пестрокрылки и крапивницы — порхали над цветами.
У Джитти сжалось сердце от этой красоты.
Что такое по сравнению с этим горы? Да видел ли он этот луг? Разве такое бывает в горах?
Ворча себе под нос, она скрылась в высоких
Она спустилась к реке и долго пила холодную мутноватую воду. В канаве тоже была вода, но не такая вкусная.
Поодаль возились на берегу нутрии. Но Джитти не смотрела на них, ее внимание привлек один из местных зайцев, пересекающий реку выше по течению. Возможно, он хотел попасть именно на этот луг. Заяц плыл хорошо, как большинство русаков, и боролся с течением довольно успешно, хотя его все-таки порядочно снесло, и он выбрался на берег как раз там, где пила Джитти. Это оказалась зайчиха. Она отряхнулась, обдав ежиху брызгами.
— Эй! — крикнула ей Джитти. — Поосторожнее не можешь?
Зайчиха села столбиком и уставилась на Джитти.
— Извини, — сказала она, — я тебя не заметила.
— А ты вообще что-нибудь замечаешь? — проворчала Джитти. — Ох уж эти мне зайцы! Как тебя зовут?
— А тебе зачем?
Джитти сердито пыхнула.
— Зачем? Затем! Здесь появился новый заяц, с гор, и я подумала, что, если скажу ему твое имя, он, может, найдет тебя, и ты поможешь ему приспособиться к равнинам. А иначе как бы он в беду не попал! Ведь поблизости проходит лисья тропа. Если никто за ним не присмотрит, он напорется на лису, и его сожрут.
Зайчиха начала есть цветы, к досаде нескольких пчел, нацелившихся было на нектар.
— А мне-то что? — равнодушно сказала она.
Джитти недоумевающе посмотрела на нее. Зайчиха, приподнявшись на задних лапах, аккуратно скусывала цветочные головки. Как же это возможно, подумала Джитти, — по виду такое благородное создание, а так равнодушна к чужой беде. А ведь речь идет о таком же, как она, зайце! Но местные зайцы были известны своим эгоизмом, и Джитти не собиралась им спускать. Она решила настоять на своем.
— Я спросила, как тебя зовут, — резко сказала она.
Зайчиха пожала плечами:
— Ну Борзолапка.
— Хорошо. Теперь, когда мы знаем, кто ты такая, я могу передать это ему… Я даже не знаю, как его зовут. Вы, зайцы, такие скрытные. В общем, наверно, этот горный заяц придет к тебе, так ты, пожалуйста, обойдись с ним по-доброму, а то я напущу на тебя порчу.
Зайчиха перестала жевать и уставилась на Джитти.
— Не напустишь.
— Еще как напущу! — Джитти знала, что местные зайцы — самые суеверные создания на свете. У них было полно разных примет, они вечно таскались с какими-то оберегами. Джитти никогда не стремилась выяснить подробности, но случайно знала, что особую роль в заячьих суевериях играют сухие веточки вяза. — Найду вот вяз и такие чары наведу, что у тебя лапы отсохнут, — пригрозила она, наслаждаясь действием своих слов, — если не согласишься присмотреть за этим молодым зайцем и не пообещаешь хорошо с ним обращаться.
— Только не лапы! — взмолилась Борзолапка.
— Сначала лапы, а потом уши. Отсохнут и отвалятся. Хороша ты тогда будешь!
— Ладно, делать нечего, — сказала зайчиха. — Скажи ему, где нас найти, а мы хорошо его примем и поможем.
— Договорились! Его только немножко поддержать на первых порах, а так-то он вроде разумный парень. Для зайца, конечно.
И Джитти потопала вверх по склону. Она двигалась вдоль гребня, что
Скоро показалась знакомая изгородь, и Джитти поспешила вдоль нее, предвкушая долгий отдых в своей норе.
Глава тринадцатая
После стычки с ежихой обиженный Кувырок пошел в поле пожевать капустки. Горе с этими местными, думал он, не могут они понять, что это значит — быть горным зайцем. Да как можно сравнивать эти жалкие равнины с его прекрасными горами? Прямо не знаешь, смеяться или плакать. Горы — это самое величественное, что есть в природе. При виде гор сердце взмывает ввысь. А эта ежиха еще что-то там бормочет о красоте равнин! Как она смеет сравнивать их с тем, что он потерял!
Удивляясь, почему здесь, на равнинах, не растет вереск, Кувырок сначала гневно терзал капустный листик, потом притих и загрустил. Незнакомая зверушка предложила ему дружбу, а он что сделал? Оттолкнул ее. Вместо того чтобы получше познакомиться с ежихой, он бестактно обругал ее родные места, начал превозносить свои горы. Конечно, любой бы на месте ежихи обиделся!
Теперь он видел себя со стороны: невоспитанный провинциал, нытик, назойливый чужак.
Кувырок решил извиниться перед ежихой и вернулся к канаве, но колючей полиглотки там не оказалось. Он обнаружил ее гнездо в кроличьей норе, но хозяйки не было дома.
Он вернулся к корням дерева и задумался, что же ему делать: оставаться ли здесь, поселившись в углу поля, или двигаться дальше? Здесь, конечно, не рай земной — ну а что он рассчитывает найти в других местах? Раз уж в горы не вернуться, то какая разница — одно поле или другое? До сих пор он переходил с места на место просто так, чтобы чем-то занять себя. Нет, так не годится. На что он надеется? Найти где-нибудь вересковый луг или еще что-нибудь привычное? Скорее всего, поблизости ничего подобного просто нет. Так что придется ему впредь обходиться не только без гор, но и без вереска. И вода здесь с каким-то привкусом — не то что сладкая вода горных ручьев и озер. Бедный я, бедный, подумал он. Бедный я, несчастный!
День был солнечный. Кувырок угрелся и задремал. Время от времени он вздрагивал и просыпался, потом снова успокаивался. К полудню он уже крепко спал.
Его разбудило воронье карканье. Он вскочил.
Что-то мелькнуло у него перед глазами.
Он отпрыгнул, прижался к дереву.
Это было создание, которое барсуки называют гадом, горные зайцы зовут гадюкой, а жители долин — козюлей, — единственная ядовитая змея, живущая в этих местах. Кувырок вздрогнул, и раздраженная змея взметнула голову. Он видел, что змея разозлена и может напасть.