Танец Бешеной
Шрифт:
– Нет, – сказала Даша. – Но мне попросту это подсунули…
– Кто?
– Предположительно, Поляков.
– Доказательства?
– Его собственные слова.
– Которых он уже не может подтвердить, а? Интересно у вас складывается, Дарья Андреевна… И убивают его как нельзя более кстати…
– Послушайте!
– Дарья Андреевна, вы мне тут глазками не сверкайте! – он с ненаигранной яростью хлопнул ладонью по столу. – У нас тут и генералы ваши сиживали, и быстренько спесь теряли… Или вы рассчитываете, что из-за вас, как в прошлом году, весь личный состав управления выйдет пикетировать прокуратуру? Не то сейчас время, не проходят такие штучки, есть, как вам известно, закон, запрещающий милиционерам такие акции. Тогда не было, а теперь есть… Вернемся к наркотикам. Неопровержимо доказано, что вы как
– Не буду, – сказала Даша.
– Весьма отрадно… Знаете, я на вашем месте не стал бы радоваться оттого, что с вас сняты все подозрения в наличии психического расстройства. Возможно, для вас и лучше было бы оказаться больной… – он помолчал. – Хотя объективности ради я не исключаю, что свою роль сыграли и пережитые вами стрессы, ведь до определенного момента вы считались одним из лучших оперативников уголовного розыска, и к вам не было ни малейших претензий… Перейдем к трагической гибели старшего лейтенанта Полякова. При каких обстоятельствах он оказался у вас в квартире в столь позднее время? Ваша версия?
– До этого он подсовывал мне муляжи и дохлых кошек. Потом спрятал в квартире какую-то химическую дрянь. И пришел, чтобы забрать старую, изработавшуюся, прилепить новую…
– Где муляжи? Где кошки? Где «химическая дрянь»?
Даша молчала.
– Агент заговорщиков?
– Лично я в этом не сомневаюсь, – сказала Даша.
– Вот как?
– Можно выслушать Свечкина… – и подумала: «Интересно, куда Косильщик девался, то бишь, каким финтом назад вернулся?»
– Свечкина заслушивали. Увы, ничего из его показаний нельзя использовать в поддержку вашей версии… Доказательств против покойного Полякова у вас нет никаких. И ничто ни в его биографии, ни в его службе не позволяет сделать тот позорный вывод, к которому вы нас стараетесь подтолкнуть. Капитан, я знаю, кем нас кое-кто считает… У вас, я имею в виду. Но могу вас заверить, что мы не считаем себя проводниками чисто карательных функций. Когда речь идет о незапятнанном имени честного милицейского офицера, мы не менее вас заинтересованы в том, чтобы очистить мертвого от подозрений и инсинуаций, которые сам он опровергнуть не в состоянии. Против Полякова вы ничего не можете представить. Только слова. Одни слова. Как и по всем предыдущим позициям…
– Вообще-то, случается и такое, – нервно усмехнулась Даша. – Когда – слово против слова…
– Извините, у меня есть веские причины не доверять как раз вашим словам… – Он с рассчитанной медлительностью покопался в папке и извлек три сколотых листочка, исписанных мелким почерком. – Потому что мы располагаем собственноручными показаниями старшего лейтенанта Полякова. По-видимому, он предполагал, что события могут развернуться в опасном для его жизни направлении. Как показало будущее – предугадал правильно…
– Что там?
– В рапорте на имя генерала Трофимова он пишет, что три месяца назад, во время обыска на Караганова вы присвоили один из пакетов с находившимся там наркотиком. Поляков поначалу решил, что ошибся, но осторожные наблюдения за вами лишь утвердили его в догадке, что вы начали принимать наркотик. Оперативник он опытный и ошибаться не мог. К сожалению, во имя ложно понятой «чести мундира» он довольно долго не предпринимал никаких шагов. Лишь два раза пытался деликатно с вами поговорить, но понимания не встретил. В дальнейшем он убедился, что ваше состояние резко ухудшилось, вы начали действовать в ложных направлениях, не принимать самых очевидных доказательств – одним словом, не в силах были полноценно работать. Вот тут он забеспокоился по-настоящему, решил поговорить с вами с должной серьезностью. Рапорт не закончен. Чем закончился ваш разговор, прекрасно известно…
– Г-гандон… – прошипела Даша сквозь зубы.
– Выражения выбирайте!
– Закурить можно?
– Нельзя. Хотите прочитать рапорт Полякова?
– Не хочу, – сказала Даша. – Не вижу необходимости. Кстати, а у вас есть доказательства того, что он пишет правду?
– Рапорты ваших же коллег. И письменное заключение, выданное вам в Институте биофизики.
– Это, простите, еще не доказательство, – сказала Даша.
– Вам не кажется, что чересчур много косвенных доказательств? Помните фразу одного из лучших юристов старой России? «Господа присяжные, перед вами лишь слабые штришки, но при ближайшем рассмотрении штришки сливаются в линии, линии – в буквы, а буквы образуют слово “поджог”…» В вашем случае мы наблюдаем нечто похожее… – Он помолчал и вдруг резко спросил: – Где Флиссак?
– Представления не имею, – сказала Даша. – Мы с ним расстались у гостиницы… А что, его тоже в чем-то страшном обвиняют?
– Вы с ним познакомились в Париже?
– Нет. У нас с ним был общий знакомый. Комиссар парижской полиции.
– Зачем вас вообще понесло в гостиницу? Точнее, как вы ухитрились там оказаться столь кстати?
– Ничего странного, – сказала Даша (с Воловиковым это было заранее обговорено, и расхождений в показаниях она не боялась). – От нашего информатора, работника гостиницы, мы получили сообщение, что возле номера француза отирается человек весьма подозрительного вида. Поскольку французский писатель – мужик чуточку не от мира сего, мы не на шутку встревожились и моментально поехали туда группой… И сигнал, кстати, оказался нисколько не ложным. А что там с этим субъектом?
– Пришлось освободить, – нехотя бросил прокурор. – Нет никаких оснований…
– Неужели вы не понимаете…
– Допустим, понимаю. А доказательства? – Евстратов досадливо поморщился. – Все мы всё понимаем, но если нет доказательств… Очень напоминает наш случай, кстати. Значит, вы решительно не представляете, где может находиться Флиссак?
– Не представляю, – сказала Даша.
– Куда вы поехали от гостиницы?
– В больницу к отцу.
Они переглянулись. Должно быть, не было возможности уличить ее во лжи – время примерно совпадало, она все проделала быстро…
– Что это за история с микрофонами, установленными французом в вашем кабинете?
– Впервые слышу, – сказала Даша.
– Вы это официально заявляете?
– Да, – сказала Даша. Она могла себе это позволить – микрофон давно уже покоился в мусоре, свидетелей нет.
– Странно…
– А кто вам рассказал эту байку о микрофонах?
Оба молчали. Видимо, ухватили лишь кончик ниточки и не смогли размотать. Не исключено, что Толик постукивал и им – по сценарию Агеева, понятно. Но ведь нет осязаемых улик…
– В чем все-таки подозревают француза? – спросила Даша.
– Вопросы здесь задаем мы, Дарья Андреевна…
Неужели посадят в предвариловку! А на каком основании, позвольте спросить? Нет, не решатся. Но положение – хуже некуда…
– Какие же ко мне еще будут вопросы?
– Я поражаюсь вашей самоуверенности… – сказал Евстратов. – Любопытно было бы знать мнение вашего же коллеги…
Ивакин, сжав губы в ниточку, произнес многообещающе:
– Выводы мы сделаем…
– Давайте поговорим спокойно, – сказал Евстратов. – Мы все – взрослые люди, профессионалы. И когда вы, капитан, начинаете держаться, как неразумная первоклассница, впечатление складывается не в вашу пользу. У вас нет не только оправданий – ничего, мало-мальски отдаленно напоминающего оправдания. А это, как бы мы ни пытались согласно презумпции невиновности толковать сомнения в вашу пользу, поневоле нас заставляет насторожиться… Не считайте меня врагом, – сказал он уже вполне добродушным тоном. – Я готов, например, отмести те бумаги, где подследственные обвиняют вас черт-те в чем… Это и в самом деле напоминает сведение счетов. – Он театрально развел руками. – Но вот с остальным, что прикажете делать? Если вас оклеветали, если против вас идет целенаправленная интрига, это следствие каких-то ваших действий, мешающих чьим-то преступным интересам. Вот и назовите нам, хотя бы приблизительно, людей и ситуации, очертите интересы, которые вы помешали реализовать. Оправдывайтесь, как пристало оперативнику. Вы меня понимаете?