Танец для двоих
Шрифт:
Из глубокой печали, повторила Катя. Получается, и она смертельно устала от жизни. Ах, как ей хочется вспомнить и трепет в душе, и оживить краски дня, и посмотреть вокруг теми, детскими, глазами! Без усталости, без грусти… Поверить в чудо. В ангелов. В то, что подарки на Рождество приносит святой Николай, а не ты сама покупаешь в заштатном магазине ерунду в красивой обертке…
— Здравствуйте, Катя, — услышала она за спиной знакомый голос.
Саша
Слава Богу, она его не заметила. Прошла мимо, погруженная в свои мысли, витая в очень отдаленных облаках…
Он пошел за ней чисто машинально, против воли и здравого смысла. Конечно, повод у него был — узнать, как у Нади дела, но… Он вспомнил, как она на него смотрела тогда, и тут же невесело улыбнулся — предвидя, какая у нее будет реакция, когда он спросит о Наде.
Сначала она просто шла, окруженная таинственным светом и этими волшебными белыми хлопьями снега, медленно опускающегося на землю. Все в том же стареньком пальто и в шапке, слегка опустив голову. Когда Саша поймал себя на том, что придумал для нее новое определение: она источает тихую красоту, именно источает, по капельке, как кровь, — он снова улыбнулся.
Ангел, бредущий по шумному проспекту с немного опущенной головой…
Возле магазина игрушек она остановилась. Он тоже остановился, наблюдая за ней. Она приникла к витрине, всем видом своим напоминая ребенка, и ее глаза заблестели. Губы слегка шевелились, словно она разговаривала с какой-то игрушкой. Или молилась?
Подойдя ближе, он увидел огромного пушистого медведя с печальными глазами. Обнаружив, что он теперь стоит совсем рядом с ней, Саша не удержался и тихо сказал:
— Здравствуйте, Катя!
От неожиданности она вздрогнула, обернулась. В ее огромных глазах он заметил удивление и еще что-то… Радость? Нет, ему хотелось бы это увидеть, вот и показалось… С какой стати ей радоваться при встрече с ним?
— Здравствуйте, — отозвалась она.
Он не знал, что говорить. Отчаянно смущаясь, смотрел в ее глаза и молчал. Спрашивать, как у нее дела, казалось немыслимым. Как будто он, спросив такую банальность, совершит святотатство…
— Смотрите, какой медведь, — сказала Катя. — Правда, он чудесный?
— Да, — согласился он. — Правда, он
— Ну что в этом удивительного? — тихонько рассмеялась Катя. — Посмотрите, в каком обществе ему приходится коротать вечера…
Вокруг мишки таращили глазки глупенькие Барби.
— Ага, — сказал он. — Вам тоже не нравятся Барби…
— Нисколько, — отозвалась она. — Они все больны плоскостопием… Или их растили в Японии… Знаете, там иногда девочкам перевязывали ступни, чтобы они были маленькими… Как вот у этих…
Она тихо рассмеялась, и ему показалось, что где-то далеко в небе звенят колокольчики. Много-много колокольчиков…
Он даже посмотрел в небо, запрокинув голову, но там и звезд не было видно, только снег…
— Пошли? — неожиданно предложила она. — Все равно этот медведь стоит так дорого… Вряд ли он попадет в хорошие руки. Может быть, потому и грустит…
Он послушно последовал за ней, сам удивляясь собственной покорности. Она двигалась удивительно легко — если бы он не знал уже от Нади, что ее мама — учительница музыки, он подумал бы, что она танцовщица…
— Вы уже не сердитесь на меня? — спросил он, догоняя ее.
— Я и не сердилась, — сказала она, останавливаясь. — Я боялась вас… Вернее, я боялась за Надю. Но мы во всем разобрались. Спасибо, что вы ей помогли… Ужасно трудно быть матерью взрослеющей дочери… Знаете, я ведь ничего не понимаю в местном антураже…
— Как вы сказали?
— Так говорит моя мама, — рассмеялась она, снова рассыпав колокольчики. — Местный антураж… Когда она сталкивается с жизненными реалиями, она смешно так морщит нос и разводит руками: «Ничего я не понимаю в местном антураже…»
Она так живо это показала, что он невольно рассмеялся, представив себе пожилую даму, очень похожую на саму Катю, только постарше, и все-таки ничего, ничего не понимающую…
— Ой, — остановилась Катя, по-детски оборачиваясь с испугом. — Вы никуда не спешите?
— Нет, — сказал он.
— Но ваша…
— Сашка? Она сейчас в надежных руках. Более надежных, чем мои…
Катя кивнула, не спрашивая, чьи руки он считает надежными. Но ему показалось, что в ее взгляде проскользнула грусть.
— Тогда можно куда-нибудь зайти… На несколько минут. Мне так неудобно перед вами — я думала о вас плохо! Понимаете, это от страха. Я все время боюсь за Надю. Может, потому, что сама в юности выкинула глупейший фортель…
— Вы ведь никого тогда не слушали…
— Конечно, — кивнула она. — Мне казалось, что никто ничего не понимает в моих чувствах. Только я сама… Оказывается, именно я ошиблась. Но это такие глупости, давайте не будем об этом.
Они шли по заснеженному проспекту, и ему хотелось бы идти так целую вечность…