Танец для двоих
Шрифт:
Оля подняла на нее глаза.
— Мне хочется largo, — тихо попросила она. — Послушайте, Екатерина Андреевна! Ведь все становится по-другому… Смысл меняется. Становится страшно…
«Из миража, из ничего, из сумасбродства моего…»
Катя могла бы, как нормальный педагог, сказать сейчас ей, что Моцарт знал лучше. Но, вспомнив Моцарта, она только улыбнулась. Сам Моцарт наверняка заинтересовался бы сейчас новой Олиной концепцией своей сонаты — вот в этом allegro и в самом деле… совсем по-другому все звучит. Только что кто-то смеялся — теперь
Ничего этого сказано вслух не было. Глазами — да. Но не… Она улыбнулась невольно, поймав себя на том, что так и хотелось ей подумать сейчас — не губами, устами…
— Вам нравится? — истолковала ее улыбку по-своему Оля. — Послушайте! Как будто сначала праздник, а потом воспоминание о грустном… Или предчувствие беды… Звучит так странно и печально…
— Мне нравится…
Эта музыка, игранная Катей бесчисленное количество раз, прилипшая к пальцам, и в самом деле стала другой. «Может быть, так и в жизни? Смени темп — и увидишь все по-другому. Замедленная съемка — и наш вчерашний танец обретет другое значение?»
«Мне не хочется об этом думать, — призналась она себе. — Я не хочу. Все и так было allegro… Не хочу».
«Вы прекрасны»… Тихое прикосновение губ, робкое, как будто им по четырнадцать лет, и вообще они не в раздолбанном, циничном двадцать первом веке, где царит ужасающее безвкусие, этакий Содом с Гоморрой и куча людей, из которых половина пытается завязать тесные отношения с дьяволом, а вторая — ищет Бога… Нет, они в другом. Начале двадцатого. В конце девятнадцатого… Когда еще царила повсюду тишина и не было ничего лучше любви… Нормальной. С поцелуем руки… И все на свете содомы и гоморры прятались в подполье…
И замедленное allegro сейчас — частичка того времени, и она частичка, и Оля, и…
«Что я о нем знаю?»
Ни-че-го…
Даже кто он. Где работает. Что делает вечерами, оставшись один, усталый. Ничего не знает о нем Катя. Только две вещи. Он умеет говорить: «Вы прекрасны». И умеет танцевать так, что сжимается сердце, и кажется, ты и не танцуешь, а летишь на крыльях ветра.
«Но я-о-нем-ничего…
Самое время нанять частного детектива, — усмехнулась про себя Катя. — Чтобы все узнать…»
Прозвенел звонок. Урок закончился, хотя сейчас Катя не смогла бы с уверенностью сказать, что именно она была педагогом. Может быть, это маленькая девочка с обостренным внутренним слухом ее пыталась научить вслушиваться в музыку, в себя, в те скрытые пласты, которые становятся откровением, предупреждением?
— Вам понравилось?
— Да, — подумав, ответила Катя. — Как в жизни, ты абсолютно права. Только от этого грустно.
— Грусть тоже часть жизни, — сказал этот странный ребенок. — Никуда не деться… И если всмотреться в ее лицо, обнаружишь,
Катя вздрогнула и посмотрела на хрупкую удаляющуюся фигурку. Грусть, если в нее всмотреться, прекрасна…
«Вы прекрасны…»
«Он тоже обо мне ничего не знает», — подумала она.
— Катерина!
Катя остановилась.
Анна подошла к ней, улыбнулась, но взгляд был пытливым. Точно она на дне Катиных глаз пыталась увидеть истину.
— Открой старухе тайну, что с тобой?
— Это видно? — шепотом спросила Катя.
— Заметно, — развела руками Анна. — Где-то там, в самой глубине, прыгают осторожные солнечные зайчики…
— У меня сегодня свидание, — все еще шепотом, смущенно призналась Катя.
И повторила про себя, удивляясь тому, что слово, которое она раньше считала банальным, даже пошлым, пропитанным подростковой глупостью, сейчас ей таковым не кажется.
Свидание…
После предварительных уговоров Саша отвел Сашку-младшую к Ольге.
— Вроде бы ты сегодня не работаешь, — проговорила она, оглядывая его и отмечая, что братец выглядит по-другому. Не так, как обычно… Горечь в глазах, которая казалась Оле вечной, исчезла. Дело было не в том, что Саша, обычно предпочитающий черные джинсы и старую куртку, теперь был одет иначе. Нет, те же джинсы. Та же куртка… Только все это выглядит по-другому. Саша был пропитан надеждой и тихой радостью.
— И куда наш папа отправляется? — поинтересовалась она у девочки.
— У него свидание, — шепотом посплетничала девочка. — Как ты думаешь, он ей понравится?
— Нам с тобой он нравится, и ей…
— Мы-то другое дело, — сказала серьезно Сашка. — Мы его любим. А она?
— Может, отложите обсуждение на тот момент, когда моя нескладная фигура растает в проеме дверей? — не выдержал Саша.
— Тогда мы в это углубимся… А пока делимся впечатлениями…
— Ну конечно…
— Мы же женщины, — подмигнула Сашке Оля. — Тебя сегодня ждать, принц?
— Не знаю… Вдруг поздно…
— Вдруг до утра, — кивнула Оля, пряча улыбку в уголках глаз. — Ладно, принц… Только туфельку не забудьте ухватить во время танца…
— С чего ты взяла, что мы собираемся танцевать?
— Господи, — вздохнула Оля, — что еще с тобой делать-то? Ты дансер… Танцор. Говорила я маме, что незачем было мучить тебя в хореографическом училище… Детство вышло кошмарным, а теперь и жизнь не задалась…
— Я вообще-то так не считаю, — улыбнулся он. — Сегодня у меня нет таких мрачных предубеждений против жизни. — Он поцеловал ее в щеку, потом Сашку и попросил: — Девочки, пожелайте мне удачи…
— Желаем, — сказала Оля. — Особенно чтобы твоя принцесса не оказалась злой ведьмой. Или призраком…
— Спасибо, — серьезно ответил он и махнул рукой.
Как мальчишка, с тревогой подумала Оля. Пусть она в самом деле окажется… Кем? Да кем угодно! Только бы человеком. Просто хорошим человеком, способным его понять…