Танец марионетки
Шрифт:
Де Пейрак промолчал. Он знал, что после сегодняшней ночи (брачной ночи, с сарказмом подумал он) ему этого недостаточно. Он хотел всего — и её тела, и её души, и её любви.
— Что ты чувствовал, когда сжимал её в объятиях, ласкал и целовал?
И граф с болью вспомнил, что держал в своих руках бездушную, тряпичную куклу, или марионетку, которая только трепетала в его руках, тело её отзывалось на каждый поцелуй и прикосновение, но сама… сама она была почти безучастна. Она к нему не прикасалась со страстью, не обнимала, желая удержать, и не отвечала на его ласки. Её жесты и прикосновения были мимолетны и почти неосязаемы, не
Он, глупец, очарованный красотой её глаз, обликом, телом, которое, как ему казалось, проявляло покорность и желание. И охваченный жаждой обладать, потому что он как муж имел на это право, принял все это за приглашение к следующему действию пьесы, принял за неумелую любовную игру застенчивой и неискусной в таких делах молодой жены.
И свою ошибку понял только тогда, когда было уже слишком поздно. Когда он уже причинил ей боль, лишив девственности самоуверенно и эгоистично, не слишком вдумываясь в чувства и не заглядывая в глаза, желая получить удовольствие, а не доставить его… и увидел их… глаза… которые широко распахнулись, но не обещали абсолютно ничего. Глаза куклы, марионетки, с которой играют и она выполняет все желания. Желания её хозяина.
Но зло уже свершилось… Даже то, что она подалась навстречу, когда он на мгновение отстранился, все это было зовом её тела, а не души и сердца. Её сердечко молчало. Он открыл ей мир чувств, но не мир любви.
Да, она обладала телом жаждущим любви, чутким и отзывчивым, еще не оформившимся, но обещающим со временем стать прекрасным и обольстительным. Хотя оно уже и сейчас обольстительно и прекрасно, и трогательно, — отметил он. Это его и обмануло. Он принял ангела с пробуждающимися желаниями за Еву-соблазнительницу. И то, с какой непосредственностью, невинностью она почти сразу заснула… отрешенно и безмятежно… только подтвердило это. За все время она произнесла лишь несколько слов, уже в полусне и полном довольстве… «Я — это звезды».
И додумав до этого момента, Жоффрей де Пейрак расхохотался, весело и искренне, без свойственной ему иронии и без той злости, которая им овладела ранее.
— А ведь меня обвели вокруг пальца. Меня использовали в полном смысле этого слова. Предоставили «хозяину» возможность доставить удовольствие своей «марионетке», и при этом оставили его с чувством вины за то, что он воспользовался этой возможностью. Пожалуй, такого со мной еще не проделывал никто. Никто… кроме моей маленькой колдуньи Мелюзины.
— И все же… Я сам себе усложнил жизнь… Я получил жену, не добившись её любви, и даже не попытавшись это сделать. Но может быть еще не все потеряно? Может быть зеленоглазый болотный эльф сжалится надо мной и отдаст мне свое сердечко? Подарит мне свою любовь? Потому что… потому что я и сам готов отдать ей свою любовь… и сердце.
Он снова посмотрел на потолок, но там уже никто не витал, и ответа на свои вопросы он не получил. Правда, ему показалось, что промелькнула искорка или звездочка… но скорее всего это просто был отсвет звездного неба за окном.
Глава 3
Мышеловка для марионетки
Когда на следующий день Анжелика проснулась, было еще очень рано, Небо только начало озаряться предрассветными лучами солнца. Первое, что она увидела, была роза. Прекрасный цветок на длинном стебле в хрустальной вазе стоял совсем рядом и лепестками почти касался ее лица. Утренний свет усиливал их удивительный нежно-розовый цвет.
Цветок смотрел прямо на нее и стоял так близко, что Анжелике казалось, будто за ней наблюдают. Все еще пребывая во власти сна, Анжелика постепенно просыпалась, но рядом с розой пробуждение не казалось ей таким мучительным. Она потянулась, чтобы вдохнуть её аромат и вздрогнула, осознав, что обнажена, и ее тело прикрывают лишь тонкие кружевные простыни. Мышцы побаливали, как после тяжелой работы. Почему она оказалась раздетой? Почему так ломит всё тело? Юная девушка пыталась воскресить в памяти все, что ей довелось пережить за минувший шумный день и молчаливую ночь. И со стоном откинулась обратно на постель.
Она вспомнила. Она вспомнила все. Ну или почти все, потому что в её памяти всплывали только какие-то затуманенные образы и обрывки того, что происходило. Почему-то чётче всего она помнила, как держала своего мужа за плечи и боялась упасть. Куда упасть?! Потом, когда он её наконец-то выпустил из своих рук она сама… Сама потянулась к нему, чтобы он вновь обнял её! Этого не может быть! Это неправда! Это просто наваждение! Значит, он в самом деле колдун и может заставить других делать то, чего он хочет!
Она попыталась припомнить, что происходило дальше. Но все остальное было размыто. Отчетливо она освежила в памяти только пронзившую её боль, которая почти сразу исчезла. Или может это тоже было наваждением? Потому что она не закричала, не вскрикнула, не возмутилась… А потом… Что же было потом? Потом она плыла куда-то по волнам, точнее не плыла, а лежала на волнах и вроде бы они её укачивали… Затем почему-то разразилась буря и она взметнулась к звездам. Все её тело устремилось ввысь, содрогаясь и рассыпаясь на мириады таких же звезд. Это дало ей умиротворение и чувство неги. Кажется, она подумала: «Я — это звёзды», а кто-то печально прошептал — «спите спокойно, мой потерявшийся ангел». Но она была не совсем уверена в том, что это действительно было, как и в своих ощущениях.
Ей показалось, что она стала другой, и это впечатление было мучительным. Мучительным из-за того, что она еще не решила: хорошо или плохо то, что она стала другой.
Нет, это точно колдовство и наваждение. Анжелика вскочила и, путаясь в кружевах, метнулась к зеркалу. С облегчением увидела свое отражение — она не изменилась, она прежняя! И тут же закрыла лицо руками. Она все поняла. Все вспомнила! Только не могла осознать. Граф выполнил условия договора… сделал её своей женой. Но почему она не чувствовала отвращения? И даже… даже… Ей хотелось, чтобы к ней прикасались, чтобы её целовали.
Анжелика стояла около зеркала, как во сне… Отчего-то она сама себе казалась безнравственной. Она недостойно себя вела. Анжелика вспомнила сеновал в Монтелу в день свадьбы, вспомнила Николя… Значит и тогда она недостойно себя вела? Да, недостойно, но не безнравственно, сказала она себе. Тогда все было по-другому, единственным её стремлением являлось, чтобы все побыстрей закончилось. Она даже порывалась оттолкнуть Николя, объятого безумной страстью. Её единственной мыслью было… не достаться графу де Пейраку. Кому угодно, пусть Николя, но только не графу. А этой ночью… Она отдавалась ему.