Танец на кладбище
Шрифт:
— В этом нет необходимости. А после смерти были какие-нибудь ранения?
— Ни одного. Смерть наступила сразу же после удара в сердце. Нож вошел горизонтально между вторым и третьим ребром под углом восемьдесят градусов. Он повредил левое предсердие, легочную артерию и рассек артериальный конус на вершине правого желудочка, вызвав обширное кровотечение.
— Я понял, — сказал д’Агоста.
— Вот и отлично.
— Получается, что убийца достиг своей цели, то есть убил жертву, и этим ограничился?
— Это утверждение вполне соответствует фактам.
— А
— Длина лезвия десять дюймов, ширина — два дюйма, очень массивное. Похоже на большой кухонный нож или нож, которым пользуются аквалангисты.
Д’Агоста удовлетворенно кивнул.
— Что-нибудь еще?
— Токсикологический анализ крови показал содержание алкоголя в допустимых пределах. Никаких наркотиков или посторонних веществ. Содержимое желудка…
— Об этом не обязательно.
Бекштейн, казалось, не решался о чем-то сказать. В глазах его читалась какая-то растерянность.
— Что-то еще? — с нажимом спросил д’Агоста.
— Да. Я еще не составлял протокол, но есть одна странная вещь, которую не заметили медэксперты.
— Продолжайте.
Патологоанатом опять засомневался.
— Я бы хотел вам показать. Мы еще это не трогали…
Д’Агоста слегка поперхнулся.
— А что это?
— Позвольте, я вам покажу. Не знаю даже, как это описать.
— Конечно, — вмешался Пендергаст, делая шаг вперед. — Винсент, если вы предпочитаете остаться здесь…
— Я иду, — пробурчал д’Агоста, сжимая зубы.
Бекштейн провел их через двойные стальные двери в большое помещение, облицованное плиткой. Надев маски и перчатки, они проследовали в одну из прозекторских.
Там д’Агоста увидел прозектора с визжащей электропилой в руках, склонившегося над трупом. Рядом лаборант-препаратор ел рогалик с копченой лососиной. На втором секционном столе были разложены внутренние органы с бирками. Д’Агоста судорожно сглотнул.
— А, вы как раз вовремя, — приветствовал лаборант Бекштейна. — Мы собирались покопаться в кишках. — Поймав тяжелый взгляд патологоанатома, парень осекся. — Извините, я не знал, что у вас гости.
Ухмыльнувшись, он снова вцепился зубами в рогалик. В комнате пахло формалином, рыбой и фекалиями.
— Джон, я хочу показать лейтенанту д’Агосте и спецагенту Пендергасту… э-э… предмет, который мы обнаружили, — обратился к прозектору Бекштейн.
— Нет проблем.
Выключив пилу, прозектор отступил в сторону. Сделав над собой усилие, д’Агоста медленно подошел к столу и взглянул на труп.
Все оказалось еще хуже, чем он себе представлял. Гораздо страшнее, чем в самых кошмарных снах. На столе лежал Билл Смитбек — мертвый, голый и выпотрошенный. С головы был снят скальп с темными спутанными волосами. На обнажившемся черепе виднелся полукруглый след от пилы. Тело было вскрыто, ребра раздвинуты, все органы удалены.
Д’Агоста опустил голову и зажмурился.
— Джон, будьте любезны, вставьте в рот расширитель.
— Один момент.
Д’Агоста продолжал стоять с закрытыми глазами.
— Вот, посмотрите.
Он открыл глаза. Рот трупа был растянут каким-то стальным приспособлением. Бекштейн направил свет лампы в ротовую полость. В язык Смитбека был воткнут рыболовный крючок с наживкой из перьев. Д’Агоста невольно наклонился, чтобы рассмотреть его получше. К тыльной стороне крючка был прикреплен шарик, свернутый из светлого шпагата, на котором был нарисован крошечный ухмыляющийся череп. На шейке крючка висел маленький мешочек, похожий на пилюлю.
Д’Агоста взглянул на Пендергаста. Агент пристально смотрел на раскрытый рот трупа, и в его светло-серых глазах сквозило необычное для него беспокойство. И не только оно. Д’Агосте показалось, что в его взгляде было сожаление, сомнение, горе — и неуверенность. Пендергаст как-то весь обмяк. Словно отчаянно надеялся, что ошибся… а потом с ужасом убедился, что был абсолютно прав.
Повисло долгое молчание. Наконец д’Агоста повернулся к Бекштейну. Он вдруг почувствовал себя старым и ни на что не годным.
— Это надо сфотографировать и исследовать. Изымите это вместе с языком. Крючок вынимать не надо. Я хочу, чтобы судмедэксперты провели анализ, открыли мешочек и сообщили мне о его содержимом.
Не переставая жевать, лаборант заглянул д’Агосте через плечо.
— Похоже, здесь какой-то псих орудует. Прямо находка для «Пост»! — заметил он, громко хрустя рогаликом.
Д’Агоста резко повернулся к нему.
— Если об этом узнает «Пост», я лично прослежу, чтобы тебя упекли туда, где ты всю жизнь будешь печь эти проклятые рогалики, вместо того чтобы жрать их.
— Эй, полегче там. Прошу прощения. Какой вы нервный, — пробормотал лаборант, ретируясь.
Стрельнув на д’Агосту глазами, Пендергаст выпрямился и отошел от трупа.
— Винсент, я совсем забыл, что мне надо проведать мою дорогую тетушку Корнелию. Вы не составите мне компанию?
19
Повернув ключ в замке, Нора толкнула дверь своей квартиры. Было два часа дня, и сквозь жалюзи пробивались лучи солнца, безжалостно освещая осколки ее прежней жизни с Биллом. Книги, картины, безделушки, небрежно брошенные журналы — все вызывало горестные воспоминания. Заперев входную дверь, она прошла через гостиную в спальню, стараясь ни на что не смотреть.
Ее работа с амплификатором была завершена. Образцы ДНК, переданные ей Пендергастом, были увеличены в миллионы раз, а пробирки спрятаны в глубине лабораторного холодильника, где их вряд ли кто-нибудь заметит. Потом она как ни в чем не бывало появилась в своей антропологической лаборатории, где честно отработала полдня. Никто не возражал, чтобы она ушла пораньше. Сегодня ночью она вернется в музей, чтобы провести гелевый электрофорез. А пока надо хоть немного поспать.
Бросив сумку на пол, Нора упала на кровать и зарылась лицом в подушки. Она лежала неподвижно, стараясь заснуть, но сон все не шел. Прошел час, потом другой. Наконец она сдалась. С тем же успехом можно было остаться в музее. Наверное, имеет смысл пойти туда прямо сейчас.