Танец на кладбище

Престон Дуглас

Билл.

То же раздувшееся лицо, спутанные волосы, ввалившиеся глаза, землистые губы. Та же высохшая кровь и заскорузлая грязь. Нора застыла, молча наблюдая, как развертывается кошмар, который положит конец всем ее мучениям.

Фигура встала с кровати, глядя в ее сторону. Это был Билл… и все же не он… живой мертвец. Он сделал шаг вперед. В зияющей дыре рта копошились черви. К ней потянулась рука с длинными потрескавшимися ногтями. Голова медленно склонялась вниз, готовясь ее поцеловать…

Нора с криком села на кровати.

Какое-то

время она сидела неподвижно, вся трясясь от ужаса. В конце концов до нее дошло, что это был лишь сон, и она почувствовала невероятное облегчение. Такой же сон, как и в прошлый раз, только гораздо страшнее.

Нора лежала на кровати вся в поту, слушая, как постепенно замедляется бешеное биение сердца. Ночной кошмар отступил, как морской прилив. Капельница не качалась, телевизор обрел нормальную форму. В комнате было темно, луна больше не светила в окно. Шторки вокруг соседней кровати были плотно задернуты. Оттуда не раздавалось никаких звуков, кровать была пуста.

Или все же нет?

Нора посмотрела на чуть колеблющуюся материю. Она была непрозрачной, и за ней ничего не проглядывалось.

Нора попыталась себя успокоить. Конечно же, там никого нет. Ей все приснилось. Ведь д’Агоста заверил ее, что в палату больше никого не положат. Она закрыла глаза, но сон все не шел, да она и не хотела засыпать. Вдруг опять приснится какой-нибудь ужас?

Глупо, конечно. Ведь все это время она почти не спала. Ей отчаянно требовался отдых.

Нора закрыла глаза, но ей настолько не хотелось спать, что веки отказывались смыкаться. Прошла минута, потом другая.

Раздраженно вздохнув, она открыла глаза. Взгляд невольно обратился к соседней кровати. Шторки чуть заметно шевелились.

Нора вздохнула. Не стоит давать волю воображению. Хотя чему тут удивляться после таких-то кошмаров.

А разве шторки были задернуты, когда она спала?

Нора никак не могла вспомнить. Но, поразмыслив, решила, что все-таки нет. Хотя после сотрясения мозга трудно полагаться на свою память. Отвернувшись, она стала смотреть в стенку, потом опять прикрыла глаза.

Но взгляд все возвращался к этим проклятым шторкам, которые не переставали колыхаться. Вероятно, это работала вентиляция.

Но почему они задернуты? Разве кровать была отгорожена, когда она засыпала?

Нора резко села, не обращая внимания на боль в голове. Какой толк изводиться, когда можно решить все разом. Свесив ноги с кровати, она осторожно встала, стараясь не задеть капельницу. Сделав два быстрых шага, она взялась за шторку — и остановилась. Сердце вдруг зашлось от страха.

— Нора, не будь такой трусихой, — громко произнесла она и резко отдернула шторку.

На кровати неподвижно лежал мужчина в форме санитара, позой напоминавший мумию. Руки его были сложены на груди, ноги вытянуты, широко раскрытые глаза игриво смотрели на Нору.

Она застыла от неожиданности. По-кошачьи соскользнув на пол, мужчина зажал Норе рот и повалил ее на кровать.

Она отчаянно брыкалась,

пыталась кричать, но он с силой придавил ее к кровати, лишив возможности двигаться. Мужчина повернул ее голову набок, и она увидела у него в руке большой стеклянный шприц с иглой, на кончике которой дрожала капля жидкости. Одно быстрое движение, и Нора почувствовала, как игла вонзилась ей в бедро.

Больше она не сопротивлялась — ее словно парализовало, но теперь это был не сон, а безжалостная действительность, навалившаяся на нее со всех сторон. А потом она стала падать в бездонный колодец, который становился все уже и уже, пока все не поглотила непроглядная тьма.

49

Положив потные руки на край трибуны, Марти Вартек оглядел толпу, собравшуюся на площади перед зданием Управления жилищного строительства Нью-Йорка. Он впервые проводил пресс-конференцию и поэтому сильно волновался. Рядом стояли его подчиненные, которых он срочно мобилизовал, чтобы придать мероприятию больше солидности, и парочка полицейских в форме. Трибуна была установлена на нижних ступенях здания, и от нее вверх тянулись провода.

На краю площади толклась кучка протестующих, контролируемая внедренными в нее полицейскими. Его оппоненты что-то скандировали, но делали это столь вяло, что у Вартека были все основания думать, что они быстро заткнутся, когда он начнет говорить.

Он прочистил горло и с удовольствием убедился, что звук этот, усиленный микрофоном, громко разнесся над площадью. Толпа несколько притихла.

— Добрый день, — начал чиновник. — Леди и джентльмены, представители прессы, позвольте мне зачитать официальное заявление.

Вартек начал читать, и на площади установилась тишина. Он разъяснил публике, что ведется юридическая разработка проблемы. Любые действия против Вилля могут быть предприняты только при наличии соответствующих полномочий. Ничьи права не будут ущемлены. Все будет происходить в установленном порядке. Необходимо проявить терпение и соблюдать спокойствие.

Он монотонно читал текст, потчуя банальностями изнывавших от скуки журналистов. Обращение занимало не больше страницы и было отлакировано полудюжиной юристов. Его главным достоинством было то, что оно ничего не значило, не содержало никакой информации, не давало никаких обещаний и в то же время касалось всех насущных вопросов. Во всяком случае, так было задумано.

Когда Вартек добрался до середины своей бумаги, из толпы демонстрантов донесся не совсем приличный звук, усиленный мегафоном. Но чиновник продолжал вещать, даже не взглянув в ту сторону. Звук раздался снова.

— Хватит вздор молоть!

Вартек возвысил голос, стараясь перекричать толпу.

— А как насчет животных?

— А что вы думаете об убийстве Смитбека?

— Остановите убийц!

Вартек продолжал бубнить текст, не отрывая глаза от листка. Его лысая голова низко склонилась над трибуной.