Танец над пропастью
Шрифт:
– Его хотели инвесторы, – пробормотала Рита. – Это из-за них…
– Да ерунда, какие инвесторы? Они понятия не имели, что Байрамов вообще еще по земле ходит – это твой папочка подкинул им идейку, а они, понятное дело, за нее ухватились обеими руками! Синявский даже не знал, может ли Байрамов танцевать, а уже отрядил тебя звать его в «Камелот»! Ну, ладно, я не возражал (тем более что это не имело смысла) – чувство вины перед Игорем наверняка сыграло здесь главную роль, но зачем ради него переставлять местами партии, увеличивать их или сокращать?
Рита кивнула. Она узнала, только когда ей сказал дядя Егор. А вот сокращению партии Артура она сама была свидетелем: буквально на ее глазах отец урезал ее почти в два раза.
– Мне жаль… – проговорила она.
– Жаль?! А, какого черта, с кем я разговариваю – с папиной дочкой, подстилкой байрамовской! Я думал, за годы, что мы проработали с твоим отцом, он испытывает ко мне хоть какие-то теплые чувства, но Синявский, видимо, на это не был способен. Он всегда оставался самовлюбленным ублюдком. Однако Байрамова он уважал. Не знаю, любил ли – скорее всего, нет, ведь он никого не любил! Синявский знал, что Байрамов сможет вытащить любое шоу, но я ведь тоже мог! А потом он задумал сократить труппу…
– Откуда ты знаешь? Папа сказал об этом только Игорю!
– Ну да, а он – мне. Мы же друзья, помнишь? Байрамов не желал в этом участвовать, чистоплюй несчастный! Он не понимает, что это – бизнес, и все должно делаться в его интересах, а не ради каких-то там высоких целей и Искусства с большой буквы «И»! А я бы понял – вот парадокс, да? Синявский не тому человеку доверился, не с тем хотел договориться – опять! Нет, я пытался с ним по-хорошему побеседовать, убедить – но он ничего не желал слушать, когда что-то втемяшивалось ему в голову!
– Ты… о ком сейчас говоришь?
– О Григории Сергеевиче, естественно! Ничего бы не случилось, если бы он меня выслушал!
– Так это ты… убил папу, что ли? – едва слышно пробормотала Рита, тараща на Дмитрия глаза.
– Его надо было остановить, – вздохнул Митя, стукнув кулаком по мраморному порталу камина. – Иначе он уничтожил бы «Гелиос»!
– Какое ты имел право решать, что хорошо и что плохо для «Гелиоса»?! – взвизгнула девушка. – Это был папин театр, он его создал и мог делать с ним все, что захочет!
– Нет, дорогуша, не имел! – возразил Митя. В его голосе послышались стальные нотки, которых Рита раньше не замечала. – Если ты не забыла, именно мой отец помог твоему на первых порах, когда у него ни гроша не было за душой!
– Среди прочих, – заметила Рита. Теперь она понимала, сколь глубокая ненависть, оказывается, гнездилась в Митиной душе, тогда как он изо всех сил старался казаться милым и добродушным. Но зачем убивать отца? За то, что он отказывался признавать Митины заслуги, его преданность, трудоспособность и, самое главное, его талант, который, в отличие от байрамовского, не считал выдающимся?
– Не среди прочих, а самый первый! – взорвался Митя, подскакивая к ней и заставляя отшатнуться. – Если бы не я, никто и пальцем бы не пошевелил! На деньги моего отца твой поехал за границу. Потом мы с отцом нашли помещение и договорились об аренде… Это ведь гораздо позднее, когда каким-то непонятным образом Синявский нашел бабки, он построил нынешний «Гелиос», а тогда у него не было денег даже на то, чтобы снять хоть какую-то халупу! Это я лично уговаривал ребят уйти из Мариинки, где их будущее было более или менее стабильным, в никуда с человеком, который продолжит угнетать их и измываться, словно они – не люди, а его куклы-марионетки! А Байрамова здесь вообще не было… Но твой папаша изволил сказать, что с удовольствием променял бы десяток таких, как я, на одного Байрамова и при этом считал бы, что дешево отделался!
– Так ты поэтому…
– А ты бы как поступила? И не говори, что тебе самой никогда не хотелось его убить – не поверю!
Самое интересное, что и тут он прав. Раньше Рита ни за что не осмелилась бы признаться в этом даже самой себе, но после смерти отца много думала об их отношениях. Она пришла к выводу, что они представляли собой смесь любви и ненависти, но в одном Митя точно ошибался: ни она, ни Игорь никогда не забылись бы настолько, чтобы отнять чью-то жизнь в порыве злости, ненависти и зависти!
– Он выставил меня из кабинета, как будто я был щенком бездомным! – продолжал бушевать Митя. – Да еще это дурацкое завещание, в котором все остается тебе!
– Так ты и об этом знаешь?! – изумилась Рита. – Откуда?
– Какая разница – знаю, и все! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, чем все закончится: Байрамов встанет во главе театра, а нам всем останется плясать под его дудку – не для этого я вкалывал как проклятый столько лет, мирился с «тараканами» твоего папеньки, ужом извивался, только бы порадовать его душеньку – тьфу, даже вспоминать противно!
В этот момент девушка услышала, как хлопнула входная дверь.
– Помогите! – закричала она во всю силу своих легких и снова закашлялась – действие хлороформа еще не закончилось. – Помогите, меня похитили!
Краем глаза она заметила, что Митя даже не шелохнулся – неужели он не боится, что кто-то придет к ней на помощь? В прихожей раздались быстрые шаги, и в гостиную вошел…
– Дядя Егор!
От облегчения Рита едва не разревелась.
– Какого черта здесь творится?! – пробормотал Квасницкий, переводя ошарашенный взгляд с нее на Дмитрия.
– Ну, – пожал плечами тот, – вы же хотели, чтобы проблема решилась – и вот, я ее решаю. Вернее, мы с вами ее решим, вдвоем.
Рита перестала понимать, что происходит.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Квасницкий. – Развяжи ее немедленно!
– Да неужели? – неприятно ухмыльнулся Митя. – И что, вы думаете, она станет делать? Побежит в полицию, естественно, к своему приятелю, жаловаться! Нет, отпускать ее нельзя.
– Дядя Егор… – пробормотала Рита. – Что он такое болтает?!