Танец Опиума
Шрифт:
— Слуга судьбы, случайности царей,
Погрязших в безысходности людей,
Отравы, воины, хвори убивают,
Но маг и чары в мёртвый сон вгоняют
Не хуже твоего?
Так спесь свою развей,
Сон краткий прочь.
Как только он растает,
Мы навсегда проснёмся.
Смерть,
Тебя не станет…*
Саске подошёл к краю и бросил последний мак, оставшийся в его руке. Его чёрные глаза были безотрадными и полными какой-то невыносимой скорби. Даже он сам не мог дать оценку своим эмоциям
— Он застрелился. Сказал что-то Сакуре и застрелился… — отозвался тогда Итачи, крутя в руках стакан со злополучным виски, от которого мужчину уже тошнило.
— Но почему?
— Наверное, потому что тоже её любил…
Эти слова въелись в его душу, и червяками ползали в его нутре. У Саске никак не укладывалась мысль, что после всех тех злодеяний, который принёс с собой Шисуи, он вдруг застрелился. Учитывая его психическую нестабильность и все махинации Сенджу с его больным сознанием, это было самым настоящим подвигом.
Саске всё чаще понимал, что не хочет об этом думать. Но мысли не давали ему покоя. Проснулась и совесть, которая вторила одно и то же, мол, при жизни ты его ненавидел, а сейчас, когда уже поздно, пытаешься оправдать. Раньше нужно было думать…
Когда мак глухо ударился о крышку гроба, Учиха-младший вспомнил тот жуткий день, когда они с Итачи в морге подтверждали личность погибшего. У Шисуи пол-лица не хватало. Двоюродный братец вышиб себе все мозги в буквальном смысле этого слова. А потому хоронить его пришлось в закрытом гробу, по которому теперь стучал дождь.
В тот же день, со слов Итачи, Саске узнал всю правду. Невыносимую правду, которая терзала сердца Ближайшего Окружения.
Саске сделал два шага назад и поднял голову. Свинцовое небо рыдало, задыхаясь в собственных слезах. Оно рычало и бросалось молниями в неистовом гневе из-за смерти безвинного человека. Учиха-младший хватал капли ртом и силился понять, почему так произошло…
В полном молчании Акацуки простояли ещё с полчаса, а затем по очереди принялись уходить. Крайним ушёл Нагато, окинув напоследок оставшихся братьев Учих. Он ничего им не сказал, решив, что и без слов всё предельно ясно.
— И что теперь? — спросил Саске, когда никого не осталось рядом.
— А теперь мы отдадим последнюю дань уважения, — глухо отозвался Итачи, берясь за лопату, воткнутую в гору земли рядом.
— Я не об этом… — мотнул головой Саске, но тоже схватился за орудие труда, закатал рукава и принялся засыпать землёй могилу.
— Дальше мы будет подчищать за Шисуи, — спустя несколько минут молчания ответил на поставленный вопрос Итачи. — Он оставил после себя кучу грязной работы.
— Будем избавляться от людей отца?
— От неугодных людей отца, — поправил Учиха-старший.
— Отец нам этого не позволит.
— Отец — конченный идиот. В письме он написал, что мы
— Это не по правилам.
— А что в этом мире по правилам, Саске?
Младший братец в ответ горестно нахмурился и продолжил работу.
— Мы подпортим отношения с отцом, и на его поддержку в будущем можно будет даже не рассчитывать, — проговорил Учиха-младший.
— А когда нам с тобой нужна была его поддержка? — пот, проступивший на лице Итачи, смешался с каплями дождя. — Он нам никто.
— По подсчётам Кисаме, крыс там много.
— Неважно, сколько крыс. Все они будут мертвы, и лежать они будут не на этом кладбище. И к чертям собачьим эти традиции.
— Но ведь Шисуи, по сути, тоже изменник. Но хороним мы его здесь, — пожал плечами Саске.
— У Шисуи хватило храбрости на последних минутах жизни признать, что он был не прав. У него хватило сил бороться до конца. И доказал он свою преданность этим чертовым выстрелом! — Итачи не выдержал, сорвавшись на крик, и бросил лопату в сторону, который до сего момента орудовал всё быстрее и быстрее.
На лице Саске появилась гримаса досады и печали. Он, как никто другой, знал, как сильно его брат был привязан с Шисуи. Итачи отвернулся от него, положив руки на бока и тщетно пытаясь оправиться от гнева. Учиха-младший бросил последнюю горсть земли, тем самым закончив тяжёлый физический труд, и воткнул лопату в сырую землю.
Саске подошёл к Итачи и положил руку на крепкое плечо брата, слегка сжав его. Учиха-старший был озлоблен, и гнев не сходил с его вечно умиротворённого лица в то время, как Саске остался наиболее уравновешенным.
— Он не должен был умирать, — плюнул Итачи. — Если бы я не бросил его, возможно, его состояние было бы лучше…
— Ты лучше всех остальных должен понимать, что в жизни случается всякое.
— В жизни случается слишком много дерьма…
— Жизнь — это, в целом, дерьмо.
Итачи нахмурился.
— Идём, — шепнул Саске. — У нас много дел. Обратим же свое внимание на живых.
* — стихотворение взято из фильма «Дориан Грей»
========== Глава XXV. ==========
Саске хмуро глянул на огромного вышибалу, ещё не успевшего спросить кодовое слово, но уже бычившегося на гостей. Массивная дверь в частный стриптиз-клуб открылась, выпуская несколько местных обывателей из пристанища разврата и похоти. Итачи успел краем глаза заметить длинный коридор, утопающий в красном мраке, неоновые лампы вместо плинтусов и двух молодых людей, которые без стыда и стеснения лапали друг друга и всячески ублажали прямо на глазах у всех, кто не прочь поглазеть на блуд воочию.